Этап 1. Спасение принцессы.

Модераторы: Amilda, Flavella

Этап 1. Спасение принцессы.

Сообщение Mantis 20 Май Воскресенье, 2007 20:24

Тема: Спасение принцессы.
Количество участников: 9
Сроки: до 28.05.07


Результаты авторского голосования:

1. "Сонный рыцарь" Дориана и "Освобождение Евы" Кикахи – 24
2. "Проклятый герой" Мантиса - 22
3. "Актриса по жизни" Флавеллы - 19
4. "Принцесса моей мечты" Амильды - 13
5. "Спаситель принцес" Шалтая - 12
6. "Дочь варвара" Моры - 11
7. "Щит" Клоуна и "Ноябрь" Маришки - 5

Отзывы, пожелания и критику авторам данных произведений можно изложить в теме "Я вызываю вас на дуэль"
"A man can never have too much red wine, too many books, or too much ammunition." (с) Rudyard Kipling.
"Цікаве питання, Мурзик Васильович. Будемо полемізувати?" (с) Лесь Подерев'янський
Аватара пользователя
Mantis
VSD Vampire
 
Сообщения: 16181
Зарегистрирован: 13 Декабрь Суббота, 2003 16:49
Откуда: Из ордена Розенхофф

Принцесса моей мечты. Амильда.

Сообщение Amilda 27 Май Воскресенье, 2007 14:23

Принцесса моей мечты
Остренькие каблучки милых зелененьких открытых туфелек ритмично отбивали такт звучащей на весь салон автобуса мелодии. Поднимая глаза чуть выше, Иван мог видеть стройные ножки в коротеньких легких брючках из голубого денима, белая кофточка свободного кроя очень шла этой девушке с длинными золотистыми локонами, в которых волшебным блеском отражалось солнце. Каждое утро Иван ехал с ней в одном автобусе. Ровно в 7.15 она садилась в автобус №13 маршрута Корольки – Центр на третьей остановке, а потом в 17.15 садилась в этот же автобус и ехала до этой же третьей остановки, а в лучах заходящего солнца ее волосы горели золотым огнем. Вот уже целый год изо дня в день Иван наблюдал за ней, когда ехал на работу и с работы в автобусе №13. Сколько раз хотел он просто подойти и познакомится с той, кого мысленно именовал «своей принцессой», чьего имени он не знал и чей светлый образ сопровождал его каждый день по дороге в отделение. Но подойти он так и не решался, а сама принцесса, казалось, не замечала его, обычного мужчину 30 лет в белой рубашке и давно вышедших из моды брюках, с небольшим портфельчиком, всегда полным бумаг. Автобус остановился, девушка направилась к выходу.
Иван решил, что это был его последний шанс познакомиться с ней, ведь, если он сделает этого сейчас, то не решится никогда. Она уже вышла и завернула за угол пятиэтажного здания, когда Ваня выскочил из автобуса и быстрыми шагами направился за ней. Он уже придумывал, что скажет ей, как представится. Завернув за угол, он не увидел ее, она будто испарилась, он лишь заметил удаляющуюся машину, «Рено Меган» серебристого цвета. По выработанной за много лет работы в милиции привычке он запомнил номер машины, и уже собирался уходить, подумав, что его принцесса уехала в «Рено» со своим кавалером, как заметил на тротуаре зеленую туфельку, ту, которой его принцесса еще 10 минут назад отбивала такт песни в автобусе.
«Не могла же она не заметить потерю туфельки, садясь в машину. Это просто невообразимо. Значит, - делал он выводы, направляясь в отделение, - ее заставили, или ее просто похитили. К тому же, если бы это была машина ее жениха, то он бы заехал за ней домой, а не ждал бы, пока она приедет на автобусе №13, у которого самый длинный маршрут в городе».

В тот день Алиса проснулась раньше обычного, это позволило ей полчаса понежиться в постели и почитать книжку, до которой вот уже неделю не доходили руки. Она позавтракала, оделась, натянула зеленые открытые туфли, которые были ей немного велики, и, как всегда, направилась на автобусную остановку, ровно в 7.15 к ее остановке подходил автобус №13, на котором она ехала на работу.
На этот раз автобус ехал на редкость быстро, она, ничуть не опаздывая, вышла на своей остановке, завернула за угол дома, и тут заметила, что за ней следят. Это был человек, которого она каждый день видела в автобусе, но обычно он не выходил на ее остановке. Алиса немного ускорила шаг, завернула за угол и обернулась. Вдруг она услышала шорох шин тихо подъезжающей машины, из машины вышел молодой человек лет 25, среднего роста с белокурым вьющимся чубом и очень милыми огромными голубыми глазами. Приближаясь, он обратился к Алисе:
- Девушка, не подскажите, который час?
Алиса не успела даже ответить, в глазах потемнело, и больше она ничего не помнила.
Очнулась она в незнакомом доме в небольшой комнате с желтыми обоями, кое-где они даже начинали отрываться. Алиса поднялась с ярко-фиолетового дивана, первой ее мыслью было: «Кто же мог купить диван такого глупого цвета?». И только через пару секунд она сообразила, что не знает, где она, что ее сумочки, в которой остался мобильный телефон, нет. Алиса подошла к двери и толкнула ее, но дверь не поддавалась, она постучала, но ответа не последовало, окон в комнате не было, свет давали два старинных торшера с желтыми абажурами под цвет стен. Дощатые половицы противно скрипели и были ужасно холодными, Алиса решила обуться, но нашла лишь одну туфельку. Еще двадцать минут она сидела на фиолетовом диване, пытаясь понять, что случилось и есть ли выход из сложившейся ситуации, как вдруг услышала поворот ключа в замочной скважине, дверь приоткрылась.
- Здравствуй, принцесса, - сказал человек, вошедший в комнату.
- Кто вы? – спросила Алиса, забиваясь в самый угол огромного дивана, но в голосе ее не прозвучало испуга. То ли она еще не до конца осознавала всю сложность своего положения, то ли этот человек с огромными голубыми глазами и детским взглядом не внушал ей страха.
- Называйте меня, как хотите. А впрочем, меня зовут Даниэль, моя принцесса.
Это начинало ее пугать. Она спросила:
- Почему вы меня здесь держите? И когда отпустите.
- Никогда, - спокойно ответил он, - Мы должны быть вместе навсегда.
Он подошел ближе и протянул ей руку.
- Прошу вас, моя принцесса, пройдите со мной.
- Нет, - она подвинулась еще дальше, но больше отступать было некуда.
- Не бойтесь. Я приглашаю вас всего лишь поужинать.
Алисе очень хотелось есть. К тому же она посчитала, что если он хочет оставить ее здесь навсегда (ужас-то какой), то не будет травить в первый же вечер.
- Хорошо, Даниэль, - Алиса направилась к полуоткрытой двери.
- Как вам дом? – поинтересовался он, когда они поднимались по длинной лестнице наверх.
- Я же его совсем не видела, но с удовольствием посмотрю. Раз уж так получилось, - ответила Алиса, улыбаясь своему похитителю, которого боялась все больше и больше. Она оглядывалась по сторонам, ища пути бегства.
Поднявшись по лестнице, Алиса оказалась в обычном загородном доме, из окон был виден сад, где среди фруктовых деревьев стояли фигурки разных сказочных героев и милые скамейки, за садом виднелась высокая бетонная ограда.
- Где мы? – спросила Алиса, с опаской садясь за стол, одновременно осматривая окна и двери.
- В твоем замке, моя принцесса. И как бы ты не хотела, тебе не ускользнуть от меня. Двери и окна заперты, стекла сделаны под заказ, их не разбить. Ты будешь жить как в раю, это я тебе обещаю. Я тебя уже не потеряю.
- Даниэль, я хочу спать, - сказала Алиса, отодвинув тарелку.
- Тебе не нравится? – спросил он, с детскими нотками в голосе.
- Мне понравилось, и даже очень. Ты сам это готовил? Замечательно. Завтра я обязательно попробую еще что-нибудь.
Даниэль провел свою пленницу в комнату, усланную коврами, где на нежно-розовых стенах висели прекрасные картины, а посреди комнаты стояла огромная кровать с балдахином. Алиса была поражена:
- Как в сказках про принцесс! – только и смогла произнести она.
- Я рад, что тебе нравится, - и это были не пустые слова, на его лице отразилась радость и невообразимый восторг, - Посмотри, - он распахнул шкаф, - это все твое!
Алиса не могла ничего сказать. Она даже не заметила, как Даниэль вышел. Девушка из рабочей семьи, которая в последнее время жила на свою небольшую зарплату, была потрясена, она в жизни еще не видела таких платьев и туфелек, только по телевизору.

- Здравствуйте, Иван Петрович, - в кабинет зашел стажер, и уселся на стул.
- Привет, Паша, - ответил капитан Ковальский.
- Что это у вас? – спросил он, указывая на зеленую туфельку, стоящую поверх папок с делами, - Что за Золушка ее потеряла.
- Во-первых, она не Золушка, а принцесса, а, во-вторых, это – улика.
- Даже так.
- Девушка приблизительно 20-22 лет стала сегодня жертвой похищения. Это ее обувь.
- Товарищ капитан, - в комнату вошел еще один работник отделения, - Машина «Рено» указанного номера принадлежит Курочкину Семену Афанасьевичу, 1928 года рождения.
- Ничего себе, - удивился стажер, - у нас пенсионеры на таких машинах ездят.
- К тому же, она была угнана две недели назад и до сих пор не найдена.
- Заодно и машину найдем, - сказал Иван, - Только вот каким образом? Никаких зацепок!
- Если девушку украли, то потребуют выкуп, - начал стажер, - давайте подождем, пока ее родственники объявятся, про требование выкупа сообщат.
Иван Петрович посмотрел на Пашу, тот действительно говорил правду. Надо было ждать заявление о пропаже девушки и искать машину. И, хотя заявления еще не поступало, Иван имел намерение как можно быстрей найти и спасти свою принцессу.

Алиса проснулась поздно, она прошла в ванную, смежную с ее комнатой и обнаружила там нераспечатанную зубную щетку, неначатый тюбик зубной пасты, а также шампунь, гель для душа, пену для ванн. Видимо, похититель тщательно готовился к ее переселению. Девушка приняла душ, тут же висели два мягких полотенца и легкий халатик. Не успела она причесаться, как ключ в замке повернулся и зашел ее похититель.
- Доброе утро, принцесса, - начал он.
- Доброе утро, Даниэль. После завтрака, я хотела бы съездить в город.
- Зачем? – он насторожился и пригладил непослушные вьющиеся волосы.
- Мне нужно кое-что купить, - ответила Алиса.
- Скажи мне, и я тебе куплю. Не надо делать из меня дурака! – он пытался быть грозным, - Ты же сбежишь.
Обещать, что она не сбежит, он же не поверит, искать новые пути, он будет еще бдительнее. Ком подступил к горлу, она больше ничего не могла сказать и просто заревела - от осознания собственной беспомощности, от отчаяния и безысходности.
- Не плачь! – Даниэль подсел к ней на кровать, и начал гладить ее шикарные золотые волосы, - Почему ты плачешь?
- Уходите! Не трогайте меня, - Алиса даже не пошевелилась, она лишь всхлипывала, уткнувшись в розовую подушку.
Даниэль вышел, не забыв закрыть дверь на замок. Такой поворот событий он предполагал, она испугалась, но на этот раз он должен быть тверд, не поддаваться, как учила его мама. Он помнил все, чему учила его мама, хотя вот уже десять лет он не видел ее и не говорил с ней, а последние три года, он даже не знал, где она.
Он спустился вниз и достал из холодильника клубничное мороженое, которым он хотел накормить свою принцессу на завтрак, но так как ее лучше было не трогать, он съел обе порции сам. В конце концов, это же так вкусно. Даниэль включил свой любимый сборник классической музыки на всю громкость, открыл толстую желтую тетрадь, исписанную почти до середины, и заполнил страницу стихотворными строчками, потом вышел в сад, чтобы собрать немного вишен для принцессы.
В это время Алиса успокоилась, понимая, что истерики ни к чему не приведут, и, к тому же, она с детства знала, что безвыходных ситуаций не существует.
Вообще она росла оптимисткой. А как же иначе проживешь в рабочей семье, где было трое детей: она, брат и сестренка. Родители пропадали на производстве с утра до ночи, а она, как старшая сестра заботилась о младших. Поэтому, окончив школу, она уехала в другой город, в большой город, о котором мечтала с детства. Ведь в мегаполисе много возможностей и перспектив для каждого, а главное – там сбываются мечты. Алиса была очень симпатичная, хорошо и культурно говорила, поэтому ей удалось устроиться в небольшую фирму, которая, к тому же обеспечила ее комнатой в общежитии. Хоть оно и находилось на окраине, но все же это был большой город, о котором она так мечтала.
Девушка посмотрела в окно, в саду, полном фруктовых деревьев, ее похититель собирал спелые сочные вишни. Это выглядело так мило, еще никто никогда для нее ничего не делал, она привыкла быть самостоятельной.
Собрав вишни, Даниэль постучал.
- Входите, - крикнула Алиса и услышала поворот ключа в замке.
- Вишни. Ты любишь вишни?
Ну как могла она ответить этому человеку, что не любит, что не хочет видеть ни его, ни его вишни.
- Конечно, люблю.
Она взяла из его рук блюдо с вишнями, и Даниэль повернулся, чтобы уйти.
- Не уходите, - задержала его Алиса, - Лучше расскажите мне о себе.
Даниэль этого не ожидал, он посмотрел на Алису и только сейчас заметил, что она все-таки одела один из нарядов, который он ей приготовил. Она была действительно прекрасна в розовом платье, расшитом золотыми и красными нитями, она держала в руках блюдо с вишнями и улыбалась, золотые локоны ниспадали на плечи. Она было настолько очаровательна, что он боялся даже дотронуться до нее.
- Что я могу тебе рассказать? – спросил он.
- Откуда ты? Где твоя семья? Чем занимаешься?
- У меня сейчас нет семьи. Меня воспитывала мама, замечательная, умная, я ее очень любил. Она обо мне заботилась, водила в музыкальную школу. Мы с ней вместе ходили в парк и читали книжки, она так радовалась моим успехам. У меня ведь не было ни друзей, ни подруг, моя мама не могла найти мне хорошую компанию. И, действительно, все они были хулиганами, нехорошими людьми. А в пятнадцать лет, она отправила меня в… учебное заведение закрытого типа.
- Какое?
Даниэль замялся, пригладил непослушные волосы, и продолжил:
- В гуманитарный колледж. Слышала о таком? – он знал, что эта девочка из маленького городка о нем не слышала.
- Нет, - честно призналась Алиса.
- Ну, вот, я провел в нем восемь лет, получил достойное образование, - его голос становился все увереннее. – А теперь я работаю в газете. Редактором.
Алиса заметила, что он немного покраснел, она догадалась, что он вовсе не редактор, но это ее мало интересовало. Ей становилось жалко его, слабую личность, взращенную мамочкой наседкой, а после ею же отправленную в свободное плавание на произвол судьбы.

- Товарищ капитан! – обратился стажер Паша к Ивану Ковальскому, - У меня для вас хорошая новость.
- Что ж ты так врываешься? Я чуть не подавился, - упрекнул его Иван, пряча бутерброд в пластиковый пакет, - Что у тебя там?
- Извините, Иван Петрович, но машина нашлась.
- Какая еще машина? У нас нет дел по угону.
- Машина Курочкина! Ну та, в которой девушку увезли. Золушку.
- Во-первых, она не Золушка, а принцесса, несмотря на то, что потеряла туфельку, а во-вторых, что ж ты раньше не сказал?
- Я же сказал, - обиделся стажер, но Иван уже направлялся к выходу.
На откосе они обнаружили «Рено Меган» серебристого цвета, припаркован автомобиль был аккуратно, дверцы незакрыты, ключи лежали на переднем сиденье, ни вмятин, ни разбитых фар. Эксперт осмотрел машину – отпечатков пальцев полно, а также на переднем сиденье несколько красных пятен.
- Кровь? – поинтересовался стажер.
- Какая там кровь? Вишни! Господин похититель кушал вишни, и, возможно, кормил ими жертву. А вишни, кстати, хорошие, сочные. Я сам садовод и могу точно сказать, что это необычный сорт. Еще слишком рано для вишен, они должны быть зелеными, а эти спелые, значит, ранний сорт.
- А кроме вишен? – спросил Иван.
- Глина. Бурая глина вперемешку с черноземом. Причем не могу утверждать, на обуви жертвы или на обуви преступника была глина. Не знаете, откуда девушка?
- Девушка из Корольков, - ответил Иван.
- Нет, там нет такой глины, она встречается лишь в Северной части города, а точнее в районе электростанции.
- Спасибо, - сказал Иван и, достав телефон, начал звонить куда-то.

После ужина Даниэль позволил Алисе самой подняться в комнату и даже не закрыл на ночь дверь. Сначала она подумала, что это ее шанс сбежать, но потом поняла, что это была проверка, поэтому решила переждать еще одну ночь. Она сняла розовое платье, приняла душ, легла в постель с балдахином и немедленно заснула. Но посреди ночи ее разбудил шум дождя, бивший по металлической крыше, она выглянула в окно. Капли блестели на листьях вишневых деревьев в свете полной луны, они задерживались на проводах и стучали по водопроводным трубам. Алиса села на широкое фиолетовое (наверное, продавалось в одном комплекте с диваном) кресло с массивными деревянными подлокотниками и смотрела на прекрасную картину, раскинувшуюся под ее окном, так она просидела до утра. Ей действительно было о чем подумать. К утру план был готов.
Утро прошло так же, как и обычно. Даниэль кормил ее омлетом и, как всегда, вишнями, рассказывая, как долго он выводил этот чудесный сорт. Алиса восхищалась вишнями, и потом попросила своего похитителя открыть окно в ее комнате пошире, чтобы она имела возможность насладиться утренней прохладой.
Даниэля насторожила эта просьба, но он согласился при условии, если в это время она будет находиться с ним в гостиной, рассматривая его коллекцию редких латиноамериканских марок, которую он собирал с детства и продолжил собирать, учась в колледже. Алиса согласилась и даже проявила интерес к достижениям филателиста.
Когда Даниэль подошел к окну и начал разбираться с хитроумными замками, которые сам же и установил, Алиса вытащила из-под балдахина тяжелый подлокотник, который на рассвете долго отрывала от кресла, и с размаху огрела Даниэля этим тупым орудием. Удар получился сильным и точным, Даниэль упал на пол под окном, и Алиса выбежала из комнаты. Но рано было радоваться! Все окна и входная дверь были тщательно заперты, и ни открыть, ни разбить их не удавалось, телефона в доме Алиса тоже не обнаружила. Все входы и выходы перекрыты, в доме было лишь одно открытое окно – в ее комнате.
Алиса вернулась в комнату, чтобы каким-то образом спрыгнуть со второго этажа и перелезть через почти трехметровый бетонный забор. Она открыла резким движением дверь и застыла на пороге.
Перед ней стоял Даниэль, в руках у него был небольшой пистолет. Он направил дуло на Алису.
- Ты все-таки хотела сбежать, - сказал он со странной улыбкой.
- Ты просто сумасшедший, - Алиса замерла на месте и не могла пошевелиться.
- Ты хотела бросить меня, как и все, - Даниэль подходил все ближе и ближе, затем он остановился в двадцати сантиметрах от девушки, которая пристально смотрела на маленькую смертоносную игрушку в его руках, и направил на нее свой уже почти антиквариатный «Браунинг» 1925 года выпуска.
- Ты что не понимаешь, что хочешь сделать? Ты же знаешь, что тебя за это ожидает! – Алиса не верила, что ее слова повлияют на ее похитителя.
- Понимаю. Но хуже уже не будет, - он пристально смотрел на Алису, а глаза его горели странным, невиданным огнем.
- Как хуже не будет? Ты же ломаешь себе жизнь!
- Ты же ничего обо мне не знаешь! – крикнул он, а затем истерично засмеялся, так что Алиса непроизвольно сделала шаг назад. Она боялась его, ведь мало ли что придет этому сумасшедшему в голову.
Но она понимала, что спастись можно только одним способом – забрав пистолет и убедив его добровольно ее отпустить. Задача не из легких, но Алиса не привыкла искать легких путей. Она начала:
- Я же хотела узнать о тебе больше, понять тебя.
- Меня никто не понимал и не поймет, даже моя мать не захотела меня понимать, - в его голосе звучали отголоски прошлых обид.
- А почему я? Почему ты выбрал именно меня своей жертвой?
- Ты красивая. Ты принцесса, - он провел рукой по ее золотистым локонам.
- Красивых девушек много, - возразила Алиса, - Но выбрал-то ты меня.
- Ты такая, как она.
- Как твоя мать? – переспросила она, но ответа не последовало, Даниэль лишь опустил пистолет. Девушка сделала шаг вперед, с опаской она взяла опасную игрушку, заряженное 13 мощными девятимиллиметровыми патронами и отложила в сторону.
Даниэль посмотрел на нее, но она лишь улыбнулась и сказала, что готова его выслушать.
- Алиса, - он впервые назвал ее по имени, - ты же даже не можешь догадаться…
- Ведь те восемь лет, - перебила девушка, - ты провел их не в колледже. Что это было – колония для несовершеннолетних? Что ты совершил?
- Ничего. Лучше бы это была колония. Это была психушка.
- Не может быть! – к такому повороту событий Алиса не была готова. Она понимала, что перед ней эмоционально неуравновешенный человек, но что он действительно болен.
- Да, моя мать заперла меня там, заставила поставить диагноз. У нее всегда были деньги, она могла заплатить всем. Этот домик она записала на меня, когда три года назад уехала за границу со своим новым мужем. Пока она была здесь, она контролировала каждый мой шаг, хотя я находился в больнице, у нее везде были информаторы. И только, когда она уехала, контроль ослаб, мне удалось сбежать. И тогда я впервые увидел тебя. Ты проходила по городу, ты была так похожа на нее, но ты добрая. И я подумал, что если она не смогла меня понять и полюбить, если избавилась от меня, упрятав в психушку, то, может ты сможешь. Ведь я же увидел тебя. Я люблю тебя.
- Но ведь она же уехала. Ты же свободен!
- Да, но у меня ничего нет. Этот дом… Его скоро заберут, мама его заложила. Работы у меня нет, деньги кончаются. Кроме тебя и моих марок, у меня нет абсолютно ничего.
Алиса стояла и смотрела на своего похитителя, который расположился в фиолетовом кресле с одним подлокотником. После короткой паузы, Даниэль продолжил:
- В столе на кухне лежит несколько альбомов с марками, ты их видела. Забери их, если что.
- Что ты имеешь в виду?
- Просто запомни, - спокойно сказал он, но в его глазах отразилась непонятная тревога.
Алиса улыбнулась и согласилась, все-таки она предпочитала не спорить с ненормальными. Хотя ей очень не хотелось верить, что перед ней больной человек.
- Ты любишь французскую музыку? – вдруг спросил он.
- Конечно, люблю, - ответила Алиса, ей было стыдно врать, но признаваться, что она ее никогда не слушала ей не хотелось.
- Пойдем, - он взял ее за руку и повел в гостиную. На всякий случай Алиса прихватила с собой «Браунинг».
Они вошли в просторную гостиную, где на маленьком столике стоял старинный патефон, почти ровесник пистолета, который Алиса держала в руках.
- Ты любитель антиквариата? – спросила она
- Нет, - ответил Даниэль, - Просто это еще пластинки моих родителей, а может и бабушек-дедушек.
Наконец, он справился с хитрой аппаратурой прошлого века, зазвучала старинная песня.
- Моя принцесса, не хотите ли потанцевать?
Алиса улыбнулась и подала ему руку, даже не веря, что час назад этот человек хотел ее убить тем самым оружием, которое она только что отложила на низенький столик.


Иван Ковальский сидел в своем кабинете и бросал дротики в стену напротив. Стажер тем временем увлеченно играл в гонки на мобильном. Что у них было? Туфелька, не хрустальная, конечно, но довольно симпатичная, бурая глина и ранние вишни.
- Негусто, - сказал сам себе капитан Ковальский.
Кого им искать? Лицо неопределенного возраста, предположительно проживающее в северном районе города, или за городом в том направлении, у которого растут ранние вишни неопределенного сорта (или он где-то их купил).
Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и с торжествующим видом вошел эксперт.
- Ну, что, капитан Ковальский, - сказал он, - С вас бутылка.
Иван положил дротик на стол, а Паша даже отвлекся от игры.
- Я нашел вишни.
- Какие вишни? – переспросил Иван.
- Ну, те самые ранние. Я спросил у специалиста. У нас в стране этим мог заниматься только один человек – профессор Николай Запольский. Но он умер в 1993году. И без него эти вишни не может выращивать никто, потому что нужно не только вывести сорт, но и правильно ухаживать, они просто так не дадут урожая.
- Ну? – перебил его стажер, - А что же это?
- Говорят, что секрет ухода за деревьями он мог передать либо дочери, либо внуку, ему тогда лет 10-12 было.
- Дочери? – переспросил капитан Ковальский, - Не Маргарите ли?
- Именно, - подтвердил эксперт, - Именно Маргарите Николаевне Запольской, которая вот уже три года находится в колонии строгого режима.
- А кто это? – поинтересовался стажер.
- Ты не знаешь? О.. – начал Иван, - О ней же скоро в учебниках писать будут! Это Маргоша, она чем только не занималась! И мошенничеством, и квартирными аферами, и вооруженными ограблениями, скупка краденого, торговля оружием. Очень любила антиквариат. Себе оставляла кое-что. У нее сын в психушке. На суде она призналась, что отправила его туда для его же безопасности. Но он был неуравновешенным, а в психушке его вообще довели. Но он еще там.
- А вот и нет, - вмешался эксперт, - Ходят слухи, что он сбежал, но официально этого никто не может подтвердить.
- Поехали, Паша вызывай группу на адрес этой Запольской. Ее сын там! И с принцессой! Это же где-то в северном районе!

- Алиса, - Даниэль хотел ей что-то сказать.
- Какая красивая песня, - перебила его Алиса, - Жаль, что никогда раньше ее не слышала.
И вдруг за окном послышался звук сирен и двух подъехавших машин.
- Как они могли нас найти? – удивился Даниэль, было заметно, что он удивлен.
Алиса на долю секунды испугалась, но потом поняла, что это ее спасение.
- Даниэль, - крикнула она, но его уже не было. Взяв пистолет, он спустился на первый этаж. Алиса тоже побежала туда.
В это время представители закона ворвались в дом.
- Ну, вот ты и попался, псих, - крикнул Иван Петрович, - Лицом к стене, оружие на пол!
Это только разозлило Даниэля, он направил «Браунинг» на Ивана и прицелился. Иван достал табельное оружие.
Подбежала Алиса в этом глупом розовом платье, в руках она держала четыре альбома с марками и свою зеленую туфельку.
Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Она хотела запустить туфельку в представителя закона, чье лицо было ей очень знакомо, но она не могла вспомнить, где его видела, но рука не поднялась.
Раздался выстрел. «Браунинг» отлетел сторону, из гостиной еще доносились звуки патефона. Больше Алиса ничего не слышала. Полностью не осознавая, что случилось, она пошла к выходу, не выпуская из рук коллекцию марок. Молча она прошла мимо Ивана, который все еще держал дымившийся пистолет, даже не взглянув на него. Пройдя еще пару шагов, она остановилась, оглянулась и тихо сказала:
- Как вы могли? Он не был для вас угрозой. Он ведь не был даже толком вооружен. Эта игрушка, которой скоро сто лет стукнет, она же даже не выстрелила бы. Вы ничего не понимаете. Зачем было вмешиваться?
Иван был поражен этой реакцией.
- Но ведь… похищение… он мог…
- Что? – Алиса даже не дождалась объяснений, она направилась к выходу.
Стажер Паша, стоявший у двери подал ей зеленую туфельку. Алиса молча обулась и вышла в сад. Она прошла мимо вишневых деревьев, скамеек, фигурок, вышла на улицу, где стояли милицейские машины, и пошла вдоль оград, не замечая оглядывающихся на нее людей. Она прошла несколько метров, еще даже не вышла к трассе, но ей казалось, что идет она уже долго. Рядом остановилась милицейская машина, из нее вышел стажер Паша. Он хотел позвать Алису, но понял, что даже не знает, как ее зовут.
- Гражданочка, - больше в голову ничего не пришло.
Она обернулась.
- Вы должны проехать с нами в отделение
Она остановилась, и, приподняв подол платья, села в машину рядом с Иваном. Впервые она находилась так близко, ее золотые локоны касались его погон, которые он специально одел, чтобы произвести впечатление на спасенную принцессу, но все получилось не так, как он это себе представлял. Всю дорогу они молчали. Иван не знал, что сказать, а девушка, будто не замечала ничего вокруг. Она положила на колени альбомы с марками и вдруг заметила среди кляссеров желтую тетрадь. Алиса открыла ее где-то посередине: белые страницы были исписаны неровными строками, это были стихи, посвященные ей. Чем больше она читала, тем больше удивлялась, казалось, что автор знал ее лучше, чем она сама. По щекам потекли слезы.
- Что случилось? – спросил Иван.
Алиса быстро захлопнула тетрадь, ничего не ответив.
- Что случилось, принцесса? – повторил вопрос капитан Ковальский.
- Как вы смеете называть меня принцессой? Вы же…
- Просто, - Иван замялся, - Вы такая красивая…и в этом платье… и каждый день…
Но Алиса его уже не слышала, и слушать не желала. Она посмотрела в окно, они были уже в центре и подъезжали к отделению. Машина остановилась. Иван Петрович провел Алису в кабинет. Она спокойно дала все показания и честно ответила на вопросы, промолчав лишь о кляссерах и желтой тетради.
- Вы можете идти, - сказал Иван Петрович, - Вот, возьмите у вас же нет даже на проезд, - и он протянул ей немного смятую купюру.
- Спасибо.
- До свиданья, Алиса.
- Прощайте, господин капитан.
- Во-первых, не принято обращаться «господин капитан», как говорится господа все в Париже. А во-вторых, мы еще встретимся.
- Я в этом очень сомневаюсь, - сказала уже совсем успокоившаяся девушка и встала.
- Ты это слышал? – спросил он у стажера.
- Иван Петрович, ну, про господ – это уже слишком. Все-таки, мы уже все давно не товарищи.
В это время в кабинет вошел эксперт:
- Ну что ваша принцесса? – спросил он.
- Принцесса… Ну, почему она так себя повела?- Иван и не надеялся услышать ответ на свой вопрос, но не задать его не мог, - Я же все-таки спас ее от сумасшедшего похитителя, который был вооружен и угрожал ей. Она, будто не хотела. Я ее совсем не понимаю.
Паша подал ему кружку с только что заваренным чаем:
- Народная мудрость гласит, что женщины созданы, чтобы их любили, а не понимали.
- Это не народная мудрость, а Оскар Уайльд, - сказал эксперт, делая глоток горячего чая.
- Кто? – переспросил Иван.
- Английский писатель. Мастер парадоксов. Советую почитать, - ответил эксперт.
Иван ничего не ответил. Он лишь закрыл лежащую на столе папку и спрятал ее в стол.
- Пора идти домой, - заключил Паша, - Кстати, говорят, у Маргариты Запольской была огромная коллекция марок, которая стоила тысячи, а то и миллионы. Ее изъяли?
- Не обнаружили, - сказал Иван Петрович, доставая ключи от кабинета.

На остановке в полупустой автобус №13 села девушка в длинном розовом театральном платье с рукавами-фонариками и несколькими альбомами в руках. Она села у окна, положив кляссеры на колени и раскрыв желтую тетрадь на первой странице. Толстая кондукторша протиснулась через салон и сказала:
- Оплачиваем проезд, принцесса.
Алиса посмотрела на нее и протянула деньги, а потом задумчиво улыбнулась. За последнее время слишком много раз ее называли принцессой. Она начала читать желтую тетрадь. Строки брали за душу, они были написаны только для нее. По щекам текли слезы, но она не могла оторваться от чтения. Она забыла о своей остановке, а ехала все дальше и дальше. И думала лишь об одном. Даниэль… Почему они не встретились раньше?
Города нужно брать обаянием.
Аватара пользователя
Amilda
Пиратка
 
Сообщения: 1450
Зарегистрирован: 21 Февраль Среда, 2007 11:10
Откуда: Эльсинор

Актриса по жизни.Флавелла

Сообщение Flavella 27 Май Воскресенье, 2007 16:02

Она играет, играет чужие роли…
В рукавах все ключи, в голове все пароли
Она открывает любые двери.
Ты тоже однажды такой поверил…
Её райские перья околдуют любого,
Чтобы все изменилось ей достаточно слова…
Моральный кодекс
«Актриса по жизни»

День был пасмурным и надрывно-печальным: свинцово-серое небо казалось неподъемно тяжелым и жутко давило на людей, собравшихся возле церкви. Они зябко жались поближе друг к другу, ожидая начала свадебной церемонии. Как будто сама природа противилась этому событию. Ветер трепал длинный шлейф роскошного платья невесты, теребил фату, пытаясь добраться, наверное, до самого сердца девушки, такого же расчетливо-холодного, как и сегодняшний серый день.
На балюстраде, поближе к куполу церкви, расписанному парящими серафимами, сидели двое: статный, высокий парень, светловолосый и розовощекий, кровь с молоком и девочка лет 12-13 со взглядом зрелой женщины и яркими словно отполированная медь волосами. Девочка весело болтала свешенными с парапета ногами в черных в розовую полоску гетрах и веселенькой расцветки ботинках на длинной шпильке. На ней было надето совсем детское платье с розовыми рюшами, оборочками и кружевами. Выглядело это все настолько несуразно, что было понятно – наряд был выбран именно для того, чтобы шокировать своей вопиющей безвкусицей.
- Редкая стерва,- заключила девчонка, не сводя огромных ярких прозрачно-серо-голубых глаз с невесты, которая стояла перед алтарем. Её голос напоминал перезвон китайских колокольчиков: серебристый, кристально-чистый, металлически-холодный и совершенно не подходящий её внешности. Это был голос существа, которое привыкло приказывать, именно существа, потому что в ней не было ничего человеческого – так один лоск, наведенный для приличия.
- Тебе виднее, Ида, - смущенно пробубнил парень. Голос у него был глубоким, но говорил он невнятно, от неуверенности в сказанном, глотая слова, словно боясь, что если скажет что-то не то, его просто не поймут.
- Как тебе предполагаемый принц на белом коне, единственный и неповторимый? - она легким движением кисти, указала на мужчину лет тридцати в строгом черном костюме и серебристом галстуке, который опоздал к началу церемонии, и теперь стоял на проходе, стараясь уловить смысл происходящего.
- Ничего, по сравнению с женихом, хотя какая разница, девчонка хотела большой и чистой… И мы ей это можем устроить. Дальше как говориться дело техники…
- Вот именно. А у девчонки каменное сердце, - девочка на мгновенье замолчала, её зрачки резко расширились, превратив глаза в два бездонных колодца, - я бы даже сказала набитое денежными купюрами. Хочет любви и при этом достатка. Поэтому и выходит замуж за этого папика. Думает потом заведу себе любовника молодого и красивого, а папику про головную боль буду заливать… И будет у меня и то, и другое… Только вот не знает, бедняжка, что нельзя одновременно одного любить, а под другого подстилкой ложиться,- зло заключила та, которую звали Идой.
Священник у алтаря уже благословлял новобрачных, мужчина в углу не сводил с невесты темных глаз.
- Смотри, смотри, Ан, - рыжая легонько толкнула парня в бок, - шоу начинается…
Невеста под руку с женихом повернулись к гостям, на её лице играла торжествующая улыбка. «Наконец-то добилась, вырвалась…» И тут она остановилась взглядом на стоящем возле дверей мужчине, высоком привлекательном брюнете в черном костюме и серебристом галстуке. Остановилась, да так и прилипла, навсегда прилипла к нему… «Это судьба»,- пронеслось у неё в голове. «Но так бывает только в сказках», - пытался оправдаться разум, но голос его был все слабее и слабее, пока наконец-то чувства не заглушили его совсем. «Он моя судьба», - и вдруг, словно в подтверждение её мыслей за окном вспыхнул яркий солнечный свет. Он играл в разноцветных витражах церкви, отражался в испуганных и в то же время счастливых глазах невесты, освещая купол с парящими ангелами. Но длилось это всего лишь мгновенье…Короткий миг вспышки, ослепительного счастья… и все снова вернулось в привычное угрюмо-пасмурное состояние: хмурые гости, одни из которых завидовали удачливой невесте, другие же считали ее дерзкой выскочкой, позарившейся на состояние уже далеко немолодого жениха, погода за окном, стоящий в отдалении мужчина с нескрываемым отчаянием на лице, невеста, не отрывающая от него взгляда, жених, подозрительно следящий за взглядом избранницы, все вокруг источало ауру безысходности, отчаяния и боли… Невеста наконец-то отвела лихорадочно-горящий взор от темноволосого мужчины у выхода и посмотрела на купол церкви… Если до этого парящие в облаках ангелы ничем не привлекали ее внимание, то теперь она чувствовала всем естеством идущую от них опасность, будто чья-то липкая, грязная рука… да нет, даже не рука, конечность неизвестного существа, копалась в ее внутренностях, меняя их местами… Теперь ее глаза уже не были не надменными, ни торжествующими, ни даже влюбленными. В настоящий момент в них горел самый настоящий первобытный ужас, казалось, что девушка увидела под куполом не мирно парящих серафимов, а отвратительных демонов, собирающихся вот-вот накинуться на нее.
- Смотри она нас чувствует , Ида, - парень слегка наклонился вперед, прижимаясь к рыжей девчонке, словно ища у нее поддержки, - ты только посмотри на ее глаза…
- У страха глаза велики, - с легким смешком заключила рыжая, пристально смотря в действительно ставшие огромными глаза жертвы.
- Но она чувствует…
- И что с того? Они часто чувствуют наше присутствие, это зависит от уровня вмешательства в их психику и коррекции. Они понимают, что что-то произошло с ними, и пытаются найти причину.
- Когда они счастливы, они так не поступают...
- Еще бы… Счастье, удачу, любовь настигшие их, они считают нормальным поворотом событий, относятся как к данности... Никто из них никогда не спрашивает себя «А за что мне все это? Чем я это заслужил?». Но стоит только произойти несчастью, болезни, потере тут уже эти вопросы возникают сами собой и начинаются поиски виновных. И ничего удивительного нет в том, что она винит в произошедшем с ней, нас с тобой, а не себя. Ведь она безгрешна, а мы жестоки, потому что подарили ей мечту, но она оказалась слишком … , - рыжая саркастически улыбнулась, -… несвоевременной.
- И все равно…она так смотрит…
- Успокойся, Ан. Что тебя тревожит? Что она тебя увидит? Что она тебя проклянет? Что она тебя изнасилует?- девчонка рассмеялась и звук ее смеха, металлическими отзвуками отразился от купола.
- Нет, - еле слышно пробормотал парень, - я не боюсь…
- Тебе так нравиться творить добро, Ан? Тебя так заводят все эти счастливые людишки? Тебе нравиться играть роль доброй феи, которая помогает предназначенным друг другу существам быть вместе?
- Нет, Ида… Но это наша работа. Ты сейчас говоришь, как настоящая шийо…
- Я и есть наполовину шийо, если ты не знал.
- Конечно, конечно… Но ведь ты понимаешь, что мы зависим от них, от их положительных эмоций…
- Зависим, но скажи какая мне польза от этого существа, - она ткнула пальцем в смотрящею на нее испуганную девушку, - что толку от нее, если в ее душе свили гнезда черные птицы шийо. Она словно укор нам, она живет по правилам шийо и все находящиеся рядом с ней будут заражены этой болезнью. Так почему я должна быть к ней снисходительна? Почему я должна исполнять ее прихоти? Почему я должна делать ее счастливой? Можешь ответить мне на этот вопрос?
- Нет… Но старейшина говорит, что мы должны пытаться изменить таких людей и..
В этот момент гости расступились и жених что-то шепнув окаменевшей невесте , резко взял ее под руку и повел прочь из зала. Девушка была бледна, глаза ее были опущены вниз, взгляд ее, казалось, прирос к мощеному плиткой полу церкви.
- Ладно, потом продолжим разговор. А сейчас у нас начало представления под названием «Принц спасает принцессу из лап старого дракона». Правда, у дракона еще могут найтись силы для борьбы…


Страсть… Огонь желания… Любого желания, которое вышло за грань мечты, раскалилось, сверх меры обострив чувства, превратив их в натянутые до предела тончайшие нити-паутинки, замершие в предчувствии огненной бури… Страсть… Пепел горящей мечты оставляет своеобразное послевкусие, но сам ураган страстей блюдо, которое подают только горячим… Страсть… Ветер играл в длинных огненных волосах, настойчиво теребил серебристо-розовые ленты и короткий подол шелкового платья той , которой были подвластны все страсти и желания этого мира…
- Что там происходит?
Она слегка повернула миниатюрную голову в сторону собеседника, словно прислушиваясь, не показалось ли ей, что он что-то сказал, что посмел потревожить ее в момент, когда она была полностью сосредоточена на работе. Он никогда не тревожил ее по пустякам, никогда не прерывал таинство, творящееся внутри нее, никогда… Он был идеальным Источником, хотя в ее случае любой даже самый слабый источник был бы безупречен. Она очень аккуратно и бережно работала с ними, была одним из лучших Ведущих, но недаром лучшие всегда имели выбор, поэтому рыжая всегда работала с этим молчаливым застенчивым парнем, полной противоположностью себе самой. Впрочем, Ведущие всегда были отличны от Источников, ибо им были доступны иные возможности и открыты другие горизонты. Как и сейчас… Она работала, а он покорно ждал результатов, снабжая ее необходимой энергией, но… вероятно творящееся в комнате настолько интересовало его, что парень решил нарушить давние правила…
- Что ты чувствуешь? – робко спросил он, видя, что она отвлеклась.
Девочка легко соскочила с перил балкона, по которому еще минуту назад ходила, подставляя вечернему порывистому ветру свое лицо, которое сейчас представляло собой жутковатое зрелище. На узком, с мелкими, резковатыми чертами, тонкой полупрозрачной кожей и маленькими, по-детски пухлыми губами, лице сияли огромные миндалевидные глаза, черные и блестящие, словно вода в глубоком колодце. Парень от неожиданности сделал шаг назад. Конечно, он знал, как выглядят Ведущие за работой, но в случае с Идой, это выглядело уж больно пугающим – черные провалы глаз на еще совсем детском лице…
«Ты что-то сказал?…», - зазвенел металлическими колокольчиками голос в его голове. Ему казалось, что его голова в один миг стала пустой и наполнял ее только отзвук голоса звучащего внутри, словно только этот металлический серебристый звон и больше ничего.
- Что ты чувствуешь?- через силу еще раз повторил он.
- Страсть…, - на этот раз она ответила вслух, ее зрачки, занимающие всю радужку, резко уменьшились наполовину.
- Это хорошо?- на выдохе спросил он.
- Это хорошо, Анаит, просто отлично… Принц думает, что завладел своей принцессой, принцесса считает, что она спасена, но они забыли про спящего старого дракона. Пусть он стар и немощен, но не стоит списывать его со счетов так рано. И страсть, пылающая по сторону бархатных занавесей, - она кивнула в сторону дверей в комнату, - только на руку дракону, ибо пока их чувства – это только пепел пожара…
А в это время в комнате за тяжелыми занавесями цвета бордо разыгрывался последний акт трагедии: принцесса была украдена из-под носа охраняющего ее дракона, но принц слишком был самоуверен. И вот дракон пришел забрать свое… Грянул выстрел, раздался истеричный женский крик и на балкон выскочила, кутающаяся в шелковую белую простынь девушка, темные волосы ее были спутаны, а в глазах стоял первобытный ужас. Высокий блондин шагнул в угол, притянув к себе рыжую девчонку, видеть их люди не могли, но они все же были далеко не бестелесными созданиями. В тоже мгновение на балкон выскочил пожилой мужчина с пистолетом в руке, его седые волосы были растрепаны, глаза метали молнии, а углу кривящихся в усмешке губ, выступила пена. Увидев, мужчину девушка истерично закричала, она была в таком ужасе, что слова, слетающие с ее уст, были похожи на вопли смертельно раненого животного, отчего понять, что она кричала, не представлялось возможным.
- Можешь кричать сколько тебе вздумается, шлюха, - мужчина куда лучше владел собой, хотя и не являл собой образчик спокойствия, - я все равно прикончу тебя. Хотела быть с ним? Я тебе это устрою… - девушка отступила к перилам, двое в углу стояли с безразличным выражением на лице, - он уже в аду, дрянь, давай же и ты отправляйся к нему… Как это говорят, вы будете вместе отныне и во веки веков… Но тебе повезет, - мужчина жутковато улыбнулся, - смерть не разлучит, а наоборот соединит вас…
Раздался выстрел, еще один… Руки, судорожно сжимавшие простынь, разжались, и ветер не преминул воспользоваться моментом, подхватил шелковый кусок ткани, белой с расцветшим на ней красным цветком, и играючи понес прочь… Красное на белом… Пламя страсти… Пепел желания… Украденная мечта не способна принести ничего, кроме этого…
Мужчина, посмотрев на лежащую в луже крови обнаженную девушку, лишь презрительно усмехнулся и пошел прочь. Рыжая девчонка аккуратно, боясь запачкать нарядные туфельки, подошла к телу, наклонилась и поднесла ладонь к лицу мертвой девушки.
- Ты получила, что хотела, принцесса, - шепотом произнесла она, - твой принц спас тебя… от этого мира и от тебя самой…
- Пошли, Ан у нас еще много работы, - она кивнула блондину и одним легким движением вскочила на балконные перила…
Отныне следуйте примеру моему: все ясно увидав, не верьте ничему(с) Жан-Батист Мольер
Аватара пользователя
Flavella
Мачка
 
Сообщения: 165
Зарегистрирован: 08 Июнь Среда, 2005 20:59

Проклятый герой. Мантис

Сообщение Mantis 27 Май Воскресенье, 2007 20:57

Проклятый герой.

...Как несомненно известно премногоуважаемому читателю, основные принципы некоммутативной биологической трансмутации были открыты еще на заре эры Радуги, когда…
«Всемирная история», Д. Р. Иан


Башня располагалась в долине, посреди макового поля, окруженного густым сосновым лесом. Ни окон, ни бойниц – только массивная дубовая дверь, в которую при желании – и будь она открыта – мог бы въехать всадник. Дверь, разумеется, была закрыта. Оруженосец Дориан, широкоплечий мужик, выросший в семье плотника, божился что высадит её с трех пинков – только волю дай. Воли ему, само собой, не давал недолюбливавший оруженосца кудесник Квентин, отчаянно жестикулируя и расписывая во всей красе ужасные чары, которыми всякое уважающее себя чудовище не поленится опутать двери в своё логово. Спустя несколько минут в беседу включился Аскольд. С красноречием у Аскольда было туго и до того, как он покинул свою холодную родину, а из-за того, что языки ему не давались, Аскольду приходилось спорить в основном невербальными методами. Молча взяв за шиворот тщедушного Квентина, Аскольд навис над Дорианом с высоты своих семи футов красоты и ума, свободной рукой подзывая к себе дружинников для пущей убедительности. Дружинники шли охотно – накостылять задаваке-Дориану мечтал каждый второй солдат, а выбить дверь лично и выслужиться перед принцем – так и каждый первый.
Роланд, щурясь от солнца, сделал несколько больших глотков из меха и вылил остаток воды себе на лицо. Капли воды оросили белоснежные кудри принца и простой серебряный обруч, заиграв в лучах солнца сотнями маленьких бриллиантов.
- Довольно, друзья!
Столпившиеся у башни мужчины мигом прекратили возникшую потасовку и выстроились перед Роландом, всем своим видом демонстрируя преданность и рвение.
- Я полагаю, - чудесный тенор принца разнесся по полю, будто звук эльфийского инструмента – что Квентин может оказаться прав насчет заклятий. Поэтому пусть первым дверь осмотрит он.
Квентин скорчил Дориану препротивнейшую рожу.
- Затем, когда магические преграды будут разрушены кудесником, - продолжал Роланд глядя на дверь, - нам потребуется разрушить преграду материальную. Лучше дружины тут не справится никто.
Внешние данные Аскольда позволяли ему не корчить противные рожи, и он ограничился улыбкой в адрес трясущегося от злости Дориана.
- И разумеется, когда путь внутрь будет расчищен, и мы шагнем навстречу неизвестности - закончил Роланд, - своё законное место возле меня займет Дориан.
Дориан, многозначительно глядя на помрачневших соперников, сделал вид, как будто он натягивает штаны.
- Давайте сделаем это, друзья! – Роланд развел перед собой руками в перчатках, и ветер принялся послушно развевать его плащ. Воодушевленная картиной дружина, как один, взревела, отдавая честь принцу.
Спустя полчаса Квентин наконец-то закончил устанавливать возле двери жаровни, чертить на земле руны и смешивать в котелке вонючие травы. Дружинники наблюдали за его действиями с некоторой долей скепсиса на лице, а опытный Дориан, по долгу службы частенько сталкивающийся с Квентином и его работами, отошел на безопасное расстояние.
- Abyssus abyssum invocat, - надо отдать Квентину должное, немногие смогли бы внятно говорить в такой позе. Бездны океана поблизости не было, поэтому Квентину пришлось действовать как всегда – одна ладонь и нога на земле, вторая пара конечностей – симметрично в воздухе. Дым из жаровен обвился вокруг кудесника как змея.
- Aliis inserviendo consumor… - Квентин ловко вскочил на ноги, держа правую руку на сердце, а левую обратив к двери. С его пальцев сорвалось несколько алых капель, кудесник сильно побледнел.
- А он помрет? – с надеждой прошептал один из дружинников, но тут же получил от Аскольда крепкого тумака: кудесника Аскольд недолюбливал, но работу уважал.
- Dies illa… - шепот кудесника стал совсем неразборчивым. Дым окрасился багровым цветом, затем снова почернел и неожиданно, каким-то змеиным движением, устремился к двери. Послышался легкий хлопок, жаровни потухли, дым исчез.

***

…согласно закону равноценности (см. страница 187, «Теорема равновесия и основные следствия Теоремы»), теоретически современная наука не видит никаких преград для проведения процедуры полной материальной трансмутации по принципу «один к одному». Однако же, на практике трансмутационный коэффициент редко превышает значение в 0,78. Причины этого явления следует искать в…
«Основы алхимии», К.К. Ха


Несмотря на явные старания Квентина, полностью заклятие снять не удалось. После первого пинка в лицо Аскольду полыхнуло пламя – но полыхнуло слабенько, и как-то нехотя. Лишившийся бровей Аскольд громко выругался, и со второго удара дверь покосилась на петлях. Огня больше не было, только жалкие искры сыпались из-под кованного сапога дружинника, как будто он топтал тлеющий костер. Еще несколько ударов, и дверь провалилась внутрь башни, рассыпавшись по полу пеплом и мелкими угольками.
- Славная работа, друзья! – Роланд уже шагал мимо дружинников, на ходу расстегивая застежку плаща. В его походке чувствовалась сила, энергия молодости и та самая грация, похвастаться которой испокон веков могли лишь особы королевской крови. За принцем тяжело ступал Дориан, резко контрастируя с принцем. Тяжелая булава оруженосца угрожающе сверкала пирамидками шипов, с факела весело капала горящая смола. Еще несколько шагов, и их фигуры растворились во мраке башни. Немного подождав, Аскольд кивнул своим ребятам на дверь – героизм героизмом, а как что случится, головой ответит дружина. Последним в башню вошел пошатывающийся Квентин.
- Судя по размерам двери и внутренней архитектуре, это не дракон. – Роланд шел по коридорам безо всякой опаски, разглядывая барельефы, которыми были обильно украшены стены. За ним, ни на шаг не отставая, шел Дориан, держа наготове свою устрашающую булаву.
Изнутри башня оказалась гораздо просторнее, чем можно было бы подумать, глядя на неё снаружи. Коридор расширялся, расходился множеством ответвлений. Через некоторое время появились светильники, горевшие ровным, голубоватым пламенем. Барельефы сменили ковры, на смену голому камню пола пришел паркет. В некоторых проемах были видны огромные залы, которые явно не могли уместиться в узкой башне без помощи магии.
- Исходя из размеров входной двери, чудовище не может быть крупнее ледяного волка, - продолжал рассуждать Роланд, проходя мимо очередной залы. Внутри залы протекал небольшой ручеек лавы, а сквозь пористый камень пола просачивались разноцветные газы – не пересекая, впрочем, порога.
- По свидетельству крестьян, принцесса выходила из башни в сопровождении огромного стоглавого дракона, причем половина голов его – птичьи, а половина – собачьи… - Дориан осекся, прерванный веселым смехом Роланда. Немного подумав, он на всякий случай засмеялся вместе с принцем.
- Дориан, ты умеешь считать до ста? – Роланд подмигнул оруженосцу.
Они проходили через слабо освещенный зал, сплошь уставленный колоннами. Из-за полумрака, было невозможно судить об истинных размерах помещения – темнота скрывала как стены, так и потолок. Между колоннами протяжно завывал ветер.
- Вот и крестьяне не умеют, - закончил Роланд, не дождавшись ответа. – Так что, боюсь, повторить подвиг деда и вернуться с головой дракона мне не удастся.
Из-за колонн на незваных гостей, не мигая, смотрели четыре глаза. Суставчатый хвост нервно рассекал воздух скорпионьим жалом, на спутанную шерсть обильно капала слюна.
- Кстати, Дориан. Тебе не кажется, что этот зал прекрасно подходит для засады? – Роланд постукал концом шпаги о ближайшую колонну. – Просветы между колонн больше ширины входной двери, а…
Принца прервал истошный крик и дружная ругань, раздавшаяся позади. Судя по всему, дружина вступила в бой.
Ощетинившийся мечами отряд Аскольда мучительно вглядывался в полумрак залы. Трупы двух дружинников, замыкающих отряд, неестественно быстро разлагались на почерневшей от крови ковровой дорожке.
- В «черепаху»! – гаркнул Аскольд, держа наперевес свой огромный топор. Дружина быстро перестроилась, плотно закрыв щитами спины Аскольду и двоим его соплеменникам. Северяне мелко тряслись, впадая в столь излюбленное воинами льдов состояние берсерков.
Откуда-то сверху, из сумрака между колонами, на голову дружины посыпались комья мокрого снега вперемешку с острыми осколками льда. «Черепаха» дрогнула, щиты сами собой полезли вверх. В образовавшуюся брешь с ревом влетело нечто, напоминающее вставшего на задние лапы быка.
- Подождите, это же опас… - коренастый Дориан в своей тяжелой броне не успевал за быстроногим принцем.
Не прекращая реветь, Аскольд рассек полетевшее в него тело напополам. В кровавой бойне, дружина потеряла почти половину людей, но Аскольду сейчас было не до того. Добежать, рубить, рубить, рубить…
Квентин замер, глядя на мясорубку, творящуюся впереди. Неожиданно над орущей толпой дружинников взмыла какая-то тень, быстро приближаясь к кудеснику. Разум Квентина еще не успел среагировать на угрозу, но руки уже чертили в воздухе намертво зазубренные на уроках фигуры.
- Edere animam! – приказал Квентин, указывая на четырехглазого урода, приземлившегося на ковер всего в нескольких шагах от кудесника. С руки Квентина сорвалась фиолетовая лента, в мгновение ока опутавшая горло чудовища. Тотчас выступила кровь. – Effocare!
- Cancellare, - неожиданно внятно проговорило чудовище. Лента на его шее моментально почернела, сморщилась, и опала пеплом на ковер. Кровь исчезла, уродец топнул копытом. – Saepire.
Квентин ошарашено смотрел, как чудовище развернулось, и одним прыжком перемахнуло приближающихся дружинников, в полете успев ужалить хвостом ещё двоих.
Приземлившись на оба копыта, и немного присев, урод уставился на Роланда, обильно пуская слюну. Принц сделал несколько взмахов шпагой, как бы проверяя воздух залы, и медленно двинулся навстречу.
Когтистая лапа выбила искры из камня колонны, рядом с которой только что находился Роланд. Рога рассекли воздух, яд из жала брызнул на ковер, медленно разъедая материю. Чудовище тут же развернулось, и получило три быстрых удара шпагой по морде. Один белесый глаз закрылся навсегда.
Копыто ударило мимо. Лапы хаотично рвали когтями пространство вокруг себя, а отрубленное жало судорожно билось на ковре, заливая ткань густой черной кровью.
Принц оттолкнулся от колонны, молниеносно прокатился между ногами чудовища, подрезав одно из сухожилий. Увернулся от удара копытом, снова оказался за спиной у урода, и ударил нижним крестом. Занес шпагу для решающего удара.
Сапог принца наступил на скользкий от крови чудовища участок ковра. Потерять равновесие в бою с таким противником - гарантия быстрой смерти, если только…
- Эээх! – брошенная булава Дориана ударила прямо в затылок урода. Со страшным ревом чудовище начало разворачиваться, и вдруг резко замолкло. Три немигающих глаза скосились на торчащий из груди эфес шпаги, и со страшным грохотом туша рухнула на пол.
Башна начала меняться на глазах. Колонны рассыпались прахом одна за одной, из полумрака показались стены и потолок.
- Быстрее, наверх! – Роланд бросился вперед, едва не сбив с ног Дориана. – Нужно спасти её, пока башня еще стоит!
Принцесса оказалась миниатюрной девушкой в белом платье, испуганным личиком и полными слез голубыми глазами. Увидев спасителей, она не смогла сдержать слез радости, которые впрочем быстро переросли в истерику, когда Роланд на руках нес её через коридор, ставший полем битвы. Колонн уже не осталось, и надвигающиеся стены безжалостно сдвинули на середину прохода трупы чудовища и бесстрашных дружинников, полегших в бою за свободу девушки.
К тому времени, как разрушающуюся башню покинул последний человек, принцесса потеряла сознание, которое вернулось к ней лишь вечером, в фургоне. Девушка больше не плакала, и даже попросила немного поесть. Она больше не плакала, и страх улетучился из её глаз – Роланд надеялся, что это навсегда.
Когда на землю спустились сумерки, Адель – так звали принцессу – совсем успокоилась, и весело щебетала у костра, звонко смеясь над шутками Роланда, и рассказывая собственную историю, которая завершилась так хорошо.
Все мужчины пили эль – впрочем, в разумных количествах, чтобы не оскорбить своими манерами принцессу, будущую невесту Роланда. Улыбался даже вечно угрюмый Аскольд, а довольный Дориан, которого принц лично поблагодарил за своё спасение, уже прикидывал, до каких высот поднимет верного оруженосца суровый, но справедливый король – дед Роланда. Не веселился лишь задумчивый Квентин, сидевший с полной кружкой на козлах фургона. За весь вечер он так и не притронулся к выпивке, а на попытки развеселить отвечал виноватой улыбкой.
Вечер сменился ночью, звезды высыпали на темный бархат небосклона, и колесница луны начала свой небесный путь. Принцесса и отряд героев заснули, оставив двух часовых охранять их сладкий, хотя и немного неспокойный сон. Ночную тишину нарушали лишь крики филина и жужжание ночных жуков. Люди спали, и набирались сил, чтобы, проснувшись, продолжить своё триумфальное возвращение ко двору.
А утром раскрыли глаза лишь восьмеро из шестнадцати.
- Как… - Дориан зажал рот рукавом и отбежал в кусты: смотреть на то, что осталось от Аскольда, было выше его сил. Побледневший, но все же привычный к подобным вещам Квентин осматривал трупы, пока Роланд успокаивал бедняжку Адель, с которой от ужаса вновь случилась истерика. Хмурая дружина – точнее то, что от неё осталось – с ненавистью вглядывалась в окружающий лес, мечтая разглядеть там невидимого врага. Разглядеть, и убить, раздавить, изрубить на мелкие кусочки, и втоптать в грязь. Судорожно стискивались кулаки, сталь жаждала крови.
Аскольда и его сородичей похоронили по северному обычаю, на костре – благо, сосны горели знатно. Остальных, как того и требует закон, предали земле, а вместо священника обряд проводил сам Роланд – выше чести для дружинника не было.
Первая тень сумерек легла на лес, когда с заботами о мертвых было покончено, и пора было подумать о живых.
- Все дружинники были убиты во сне, и одинаковым приемом, - глухим голосом докладывал Квентин, рассыпая по границам лагеря какой-то порошок. Роланд молча слушал, скрестив руки на груди. Адель наконец-то заснула, измученная страхом и слезами. Возле фургона Дориан о чем-то говорил с дружинниками - опасность сблизила некогда недолюбливавших друг друга воинов.
- Удар в правое легкое, затем в горло, и в завершение – в сердце. Чем-то длинным, твердым и острым; возможно шпагой.
Роланд поднял глаза на кудесника.
- Нет, не этой, - быстро поправился Квентин. – Я проверил.
- Это было не похоже на три удара, - негромко заметил Роланд.
- Остальное было сделано после их смерти, - Квентин бросил последнюю горсть порошка на землю, и отряхнул руки. – Все остальное – это работа когтей и зубов, причем мясо не было съедено. Это сделали нарочно, и это сделали для нас.
Ночью в лагере не спал никто, кроме Адель. Мужчины сидели молча, неподвижно. Лишь изредка Дориан подбрасывал в костер новое полено. Сегодня филин молчал, и тишину леса нарушали лишь редкие шорохи.
Неожиданно, на северной границе лагеря вспыхнул яркий огонь, что-то засвистело и зарычало.
- Сигнал! – Роланд вскочил на ноги, обнажая шпагу. – Дориан, охраняй Адель!
Спустя несколько мгновений, мужчины были на месте. Квентин очертил лагерь небольшим кругом, для того чтобы успеть среагировать на атаку, и в то же время не давать врагу сбежать.
- Никого?! – зоркие глаза Роланда вглядывались во тьму, в которой никого не было. Со стороны фургона раздался крик, и какой-то глухой хлопок. Внезапно потухло пламя. Сломя голову, принц бросился назад – лишь для того, чтобы увидеть Дориана, лежащего в костре. Затылок Дориана… затылка не было. Сзади послышался чей-то крик, затем звук меча, выходящего из ножен, и еще один крик.
Неожиданно тьму разрезала молния. От её удара ярко загорелся старый пень, озарив кровавую бойню. Растерзанные тела дружинников, кровь, пепел… Неподалеку от Роланда стоял Квентин, и его пальцы все ещё слегка искрились. Его рука была направлена прямо на пень, рядом с которым, глядя на кудесника помутневшими от страха глазами, лежала Адель – судя по всему, чудовище бросило её, ускользая от атаки Квентина.
Квентин не опускал руку, буравя глазами маленькую принцессу.
- Что с тобой?.. - Роланд в два шага оказался рядом с кудесником.
- Стой! Классическая, понимаешь? Не еретическая, не какая-то там. Классика. Понимаешь? – Квентин сбивчиво сыпал словами, не спуская глаз с бедняжки Адель. – Это чисто человеческая, независимо от формы, так просто не должно быть, но ведь было, и я думал, да, я понял поздно, но все-таки…
- Да что ты бормочешь?! Ты пугаешь Адель! – Роланд рывком развернул к себе кудесника. Лицо Квентина исказилось, он открыл рот, чтобы что-то сказать…
Изо рта кудесника полилась густая красная кровь.
- Иэ! – Адель с силой отшвырнула тело Квентина в сторону, и кудесник упал наземь, ударившись об ствол. Правая рука Адель, с которой все еще стекала кровь Квентина, представляла собой длинный черный шип из того же материала, что и когти на левой.
- Я заберу тебя к Хребтам Безумия, - прошипело существо, яростно атакуя Роланда. Скорость ударов была невероятной, и Роланду, внуку драконоборца, приходилось медленно отступать, не выходя из глухой защиты.
- Грязный убийца, пес, подонок… - удары шипа становились все сильнее и сильнее. Не выдержав, сломалась знаменитая шпага Роланда.
- Сдохни! – левая рука Адель замахнулась, целясь в сердце принца.
С руки умиравшего, но ещё не умершего кудесника сорвалась молния, пронзившая тонкое тело принцессы. Для существ, подобных Адель, рана была пустяковой, но она заставила отвлечься, промедлить…
Сломанная шпага принца пронзило хрупкое тело принцессы. Адель вспыхнула, как факел.
- Проклятый герой. – голубые глаза в последний раз взглянули на Роланда из глубин пламени. Внезапный порыв ветра сдул со шпаги остатки пепла.

Любовь к демону? К элементали? Невозможная любовь? Алхимия – это наука невозможного! Взаимная трансмутация партнеров с коэффициентом не ниже 0,6 сделает возможной любую любовь! Да, в зеркало лучше не смотреться, зато вашему партнеру…
Чaaда, «Прикладная трансмутация», трактат.
"A man can never have too much red wine, too many books, or too much ammunition." (с) Rudyard Kipling.
"Цікаве питання, Мурзик Васильович. Будемо полемізувати?" (с) Лесь Подерев'янський
Аватара пользователя
Mantis
VSD Vampire
 
Сообщения: 16181
Зарегистрирован: 13 Декабрь Суббота, 2003 16:49
Откуда: Из ордена Розенхофф

Сонный рыцарь. Дориан

Сообщение Dorian 28 Май Понедельник, 2007 01:14

Авторское вступление :)
Работа не шла (ленивая! то есть, ленивый я!). Вернее шла, но медленно (ползла так), и вдруг одной ночью появилась идея, координально противоположная прежней задумке (которая тоже успела частично найти воплощение и что с ним теперь делать?). Этой же ночью и был написан рассказ (он чуть ниже). Если кто спросит, то я даже отвечу какие впечатления и от чего я в него вложил, хотя, думаю, догадаться не сложно. Итак...

СОННЫЙ РЫЦАРЬ

В тумане странный образ вдруг может появиться.
И ты, его увидев, не бойся, не беги.
Проедет безобидно угрюмый сонный рыцарь,
И конь, и конь хромой на три ноги.
Заржавленные латы готовы развалиться.
Изъедены до дырок стальные сапоги.
Дорог не выбирая, блуждает сонный рыцарь,
И конь, и конь хромой на три ноги.
Когда-то на планете о нем гремела слава.
Он в честном поединке любого был сильней.
Был меч его защитой для бедных и для слабых,
А конь, а конь - был лучшим из коней.
Но вот одной колдунье случилось вдруг влюбиться.
“Уйди!” - сказал ей рыцарь, - “С тобою мы враги”.
И стал навеки сонным несчастный этот рыцарь,
А конь, а конь хромым на три ноги.
Не может ни проснуться и ни остановиться,
И конь его поныне все меряет шаги.
Порою возникает в тумане сонный рыцарь
И конь, и конь хромой на три ноги.
Хелависа «Сонный рыцарь»


Копья гулко сшиблись со щитами. На этот раз Ричарду удалось выбить своего противника из седла. Тот с трудом встал, покачиваясь, сделал несколько шагов, потряс головой и вытянул меч. Ричард отбросил копье и спешился. Неторопливо обнажил клинок, давая противнику время прийти в себя, и пошел на сближение. Сталь звонко встретилась со сталью, вышибая снопы искр. Еще удар, быстрее, напористее. Финт, удар, закрыться щитом, удар. Поймать на противоходе, финт, удар щитом… И меч противника летит в пыль ристалища, а сам он лежит на земле.
Ричард поднес клинок к горлу рыцаря, и тот достойно, не юродствуя и не пытаясь оправдаться, признал свое поражение. Победитель бросил меч в ножны, отстегнул шлем, снял его, обнажая гриву иссиня черных волос, и протянул противнику руку, помогая подняться.
Публика ликовала. Снова их любимец одержал верх, звучали радостные крики, а на недавнее поле боя летели цветы, Ричард выхватил один из воздуха, приблизился к лоджии, отсалютовал и громогласно крикнул:
- Все ради моей вечной любви, моей прекрасной жены, принцессы Изольды! Ее любовь хранит меня в бою! – и отправил цветок в полет – к ногам свой дамы сердца.

В тот же вечер он прощался с женой.
- Не уходи! – Ричард старался не смотреть на Изольде, ответил, стоя спиной и затягивая ремни на доспехе.
- Но я должен, Утер – наш сосед, мой друг, я обязан ему помочь!
- Пошли солдат! – послышался упрек в голосе женщины.
- Ты же знаешь, какой он полководец! Изольда, мы с ним росли вместе, я не могу его бросить. К тому же народ страдает. Я должен помочь! – рыцарь обернулся и посмотрел в глаза жене.
- Ты не можешь помочь всем! Народ всегда страдает! Тебя убьют! – страх, отчаяние, любовь и злость смешались в этом выкрике.
- Всем – не могу, но должен попытаться, должен. И я не один. Ты ведь всегда со мной, ты же защитишь меня, моя колдунья! – Ричард попробовал приобнять и успокоить свою даму сердца, но та оттолкнула его.
- Дурак, какой же ты дурак, я не смогу защитить тебя! Ты пытаешься спасти всех, а кого, а зачем, а стоят ли они того?
- Я должен! Если не я, то кто? – упрямо и твердо ответил рыцарь.
- Ты никому, ничего не должен! Если ты любишь меня, ты останешься! – Изольда взмахнула руками яростно, и нешуточный гнев плескался в ее взгляде и звучал в ее голосе.
- Но я должен идти! – ответил Ричард, разворачиваясь. – Надеюсь, ты поймешь!
С балкона женщина смотрела, как ее муж садится в седло.
- Да будь ты проклят! Вместе со своей честью и справедливостью! С конем и латами! Ты бессилен Ричард! – выкрикнула Изольда и сама испугалась своих слов, потому что проклятья любящей женщины часто сбываются, особенно, когда она колдунья.

Цок-цок-цок – неторопливо стучали копыта. Ричард мерно покачивался в седле, веки его были полузакрыты, он ехал один, в тумане. Он не знал, куда подевались его воины, вроде бы, он только что покинул ворота своего замка, но мест не узнавал. Он помнил одно – он едет к Утеру. Все было похоже на странный сон. Тропа неспешно поворачивала, открывая впереди равнину.
На поле кипел бой. Ричард попробовал пришпорить коня, но тот всхрапнул и захромал, ничуть не добавляя в шаге. Рыцарь видел, как медленно к нему приближается картина схватки. Он узнавал солдат. Своих, Утера. Да вот и сам Утер – верхом на белом коне.
Ричард снова попробовал поторопить скакуна, но тот не желал двигаться быстрее. Тогда, рыцарь решил спешиться, но вдруг на него навалилась ужасная тяжесть. Показалось, будто он движется в плотной, вязкой субстанции и не в силах даже привстать в стременах. Ричард мог только наблюдать. Гибли люди. Гибли страшно, гибли мужественно, гибли в бою. Один, другой, третий. Противник напирал.
Утер попробовал организовать оборону, рвался в гущу схватки, но не мог повернуть ход боя. Его меч мелькал то тут то там, разя врага, но не в силах одолеть всех. Ричард видел, как его друга свалили, как он упал на землю, как над ним занесли меч.
И в эту секунду их глаза встретились. Боль, отчаяние, надежда, осуждение, упрек… Ясные синие глаза Утера глянули Ричарду в душу, пронзили ее огненной иглой, так, что захотелось зажмуриться и завыть от бессилия, и погасли… Навсегда. Рыцарь видел, как голову его друга насадили на пику. Что-то сломалось в тот миг в его душе. Он не знал что, но что-то выгорело. Не было ни слез, просто осознание нереальности, невозможности происходящего. А потом навалилась черная злость и отчаяние. Рев рвался из глубин души и застревал комом в горле…

- Ты хочешь умереть?
- Нет.
- А мне кажется, хочешь! Ты ничего не можешь! Не можешь спасти ни друга, ни себя! – Ричард не знал, слышит ли он, или ему чудится голос.
- Но я должен! Я не смог бы построить свое счастье на могилах невинных и друзей!
- Ах, не смог бы! Может, передумаешь? Смори…

Дни, недели, годы века? Какое они имеют значение для бессилия? Для сонного отупения, для бессмысленного наблюдателя? Цок-цок-цок – вот и все время, вот и весь мир.
Взгляд за ограду собственного бессилия? Можно ли винить себя за бессилие? За невозможность изменить мир? Можно.
В этот раз Ричард проезжал мимо площади.
Толпа. Крестьяне, ремесленники, взрослые, дети, мужчины, женщины собрались на площади в радостном предвкушении. Стоял жаркий поздний вечер и над площадью стоял смрад немытых тел. Гнилые зубы, оскаленные в радостном оскале, какофония криков, мозаика лиц, мешанина тел…
Толпа ждала. Ждала, что бы взорваться, когда через площадь повели женщину. Грязную, в старых обносках, но все равно красивую и гордую. Ричарда никто не видел, но он видел всех. Он видел, как в женщину полетели гнилые овощи, плевки, оскорбленья, как ее освистали, как втащили на помост …
Ричард хотел закричать, но не мог, хотел ринуться на помощь, но и это было не в его силах, он даже глазами сверкнуть не мог. Он боролся с собой, боролся с бессилием, но не мог сделать ничего, ни когда женщину привязывали к столбу, ни когда ее оклеветали, ни когда разводили пламя.
И лишь, когда ее глаза встретились с глазами рыцаря, он заскрипел зубами, огонь зажегся в синих глазах. И, и потух, потух как свеча под ветром, под ветром бессилия. А в ясных, искаженных болью глазах обреченной не было осуждения, она даже не смела молить ими о помощи, только просьба, просьба помнить…
Ричард не слышал ее крика, ему самому хотелось кричать, громко, пронзительно. Разделить ее боль, спасти, умереть, но не оставаться наблюдателем. Но крик заглох в самом начале, так и не излился болью, остался ядом внутри. Сил не было даже на крик.

- Кого ты защищаешь? – послышалось рыцарю. – Их?
- Да, их, что б они не стали такими.
- Ты не можешь!
- Я могу, а если могу я, то может и кто-то еще.
- Глупец! Глупец!!! Смотри же!!!

Седой, худощавый силуэт в ржавом доспехе, поникшего, будто спящего рыцаря, верхом на тощем хром коне. Парню показалось, что он видел именно это, прежде чем его, вместе с толпой таких же обездоленных, грубо толкая, загнали внутрь. Визжащих детей, испуганных женщин, возмущенных мужчин, безразличных унылых стариков, а где-то кричал младенец. Всех завели внутрь, как сказали - на дезинфекцию. Кто-то скулил, кто-то плакал, кто-то молился…
А через пару минут в комнату забитую людьми подали гас. Послышались крики и стоны, началась паника. Парня толкнул поток ринувшихся на стены людей. Под ногой чавкнуло что-то мягкое. С ужасом, глянув вниз, юный еврей увидел, что это - упавший человек, за доли секунды превращенный в месиво. А потом понял, что лучше уж так, под ногами толпы…
И на пороге смерти парень увидел глаза. Синие, яркие, пламенные, но поддернутые пеленой вечности, будто сонные. Хоть бы не безразличные, почему-то думал он, умирая.

- Мало, еще, смотри!
- Я не хочу! Боже, дай мне сил! Я не хочу!
- Бог тебе не поможет! Ты бессилен! Смотри!
- Бог не поможет, так я должен помочь! Дай мне сил!
- У тебя сил ровно столько сколько ты можешь сделать – просто смотреть. Вот и смотри!

И Ричард видел, как у ямы выстроили подвое – матерей и детей, что б не тратить лишних патронов. Как те, кого смеют называть людьми, вскинули ружья, видел, как обреченная мать подняла перед собой ребенка, что б он погиб наверняка, а не был погребен заживо.
Видел и непонимающие, воспаленные глаза ребенка, видел молящие, отчаявшиеся, ненавидящие глаза матери. Еще не осознавшей до конца, как же такое может быть, и которая так и не сможет это осознать. Видел потоки дождя и размякшую землю и штыковую лопату, готовую забросать землей следы бесчеловечного преступления.
Видел и ничего не мог сделать. Тогда Ричард напряг все душевные силы. Ему казалось, что он движется в камне, но медленно, он вытянул из ножен меч, ржавый, занес, пришпорил коня и… выронил оружие.

Раздался выстрел.
- Так не может быть! Справедливость, честь они есть и будут!
- Глупец, ты так ничего и не понял? Люди – безнадежны, тебе ничего не изменить.
- О, Боже дай мне сил, я изменил бы хоть что-то, я хотя бы попытался!!! – немой крик рыцаря пылал гневом. Но лишь безмолвные слезы катились по его щекам. – Когда–нибудь будет царство справедливости, будет!!!
- Царство справедливости?! Будет? Смотри!

Жаркое солнце кипятит пролитую кровь на месте бойни. Там, где еще недавно был лагерь беженцев лежит куча мертвых черных тел. Гражданская война в небольшом африканском государстве, где повстанческая армия разгромила отряд «перебежчиков». Знал ли об этом маленький, семилетний ребенок, знал ли, что его уже записали в предатели? Знал ли он это, лежа на спине и истекая кровью? Нет, он не знал, он хотел жить, но судьба, хотя нет, не судьба, люди - распорядились иначе.
Когда-то отец рассказывал ему сказки, про великих воинов и могущественных шаманов. Те, которые пришли, не были на них похожи, это были звери, или хуже зверей, ведь ни один зверь не может быть так жесток, как человек. Но на пороге смерти мальчик увидел одного не такого, он был стар и почти беспомощен, конь его хромал, но детский взор не видел этого, умирая, ребенок надеялся, что попадет в сказку.
А Ричард смотрел в замутненные детские глаза, и в который раз безмолвно плакал и проклинал себя за бессилие.

Он видел многое: войны, сражения, казни, убийства, ядерные взрывы, рабство, боль и страдание. И каждую смерть переживал как свою собственную. Боль и страдание. Именно они стали вечными спутниками рыцаря.
- Зачем ты делаешь это?
- Что бы ты понял! Человек не в силах ничего изменить! Ты бессилен.
- Нет, я могу! Каждый может! Верни мне силу, нет, верни мне меня, и я смогу!
- У тебя даже меча нет!
- Верни мне меня, и я смогу! Хоть на минуту!
- И, не смотря на все, ты в это веришь?
- Верю!

Из переулка слышались крики. Мужчины, женщины, шли мимо, слышали их, шарахались и шли мимо.
У девушки не осталось ничего кроме панического страха и желания жить, однако сил сопротивляться не было, и она кричала. Трое здоровенных мужиков повалили ее и уже пытались сорвать одежду, когда из темноты вылетел силуэт в сверкающих доспехах.
Рыцарь врезал одному из нападавших кованой перчаткой в челюсть, и тот повалился без сознания, второго - впечатал в стену… В эту секунду послышался выстрел. Третий бандит выронил оружие и бросился наутек.
Недавняя жертва кинулась к своему спасителю, сползавшему по стене, увидела кровь и, сказав, что позовет на помощь, бросилась из переулка, зовя на помощь. Сверкающие доспехи нежданного спасителя теперь совсем не выглядели таковыми, они были древними, прохудившимися и ржавыми, а сам потрепанный рыцарь пытался остановить вытекавшую из раны в боку кровь.

- И что же ты смог, Ричард? Что ты доказал? – раздался голос из тени.
- Я все же спас одного человека, - рыцарь сплюнул и улыбнулся окровавленными губами. – Я сделал все что мог.
- И ты этого хотел? – опять послышался голос из темноты.
- Да, Изольда, если каждый сделает все, что может, все будет хорошо. И сейчас я счастлив, - Ричард закашлялся и снова харкнул кровью.
- Ты умираешь, - встревоженная супруга вышла из тени.
- Давно пора, - прошептал рыцарь и попробовал улыбнуться, а потом тихо добавил. – Я всегда любил тебя. Теперь я сделал все что мог
Изольда наклонилась ухом к самым губам любимого, что б услышать эти слова.
- Зато я не все! – твердо и уверенно сказала она, до того как глаза Ричарда закрылись, и зашептала заклинание.

С балкона женщина смотрела, как ее муж садится в седло.
- С Богом! – крикнула принцесса Изольда мужу. – Спаси его, как спас меня! И возвращайся.
Ричард не понял умом, что значили ее слова, только что они ругались… Что же изменилось? Но сердцем ощутил. Он обернулся и глянул жене в глаза.
- Делай то, что должен, и больше не оглядывайся! А я сделаю все что смогу! – ответила она на немой вопрос, и добавила тихо, для себя, глядя вслед Ричарду. - Потому что и один человек может изменить многое..
Я всегда говорю правду, кроме тех случаев когда безбожно вру ради собственного удовольствия.
http://www.proza.ru/author.html?dopuah
http://zhurnal.lib.ru/editors/s/sedyh_d_m/
Аватара пользователя
Dorian

 
Сообщения: 1456
Зарегистрирован: 16 Май Вторник, 2006 20:40
Откуда: С того берега моря, которого зайцу не перебежать, блохе не перелететь...

Дочь варвара. Мора

Сообщение Mora 28 Май Понедельник, 2007 12:03

Длинный грубо выкованный меч рассек воздух и с вожделением впился в горячую плоть – обезглавленный всадник упал со своего коня на влажную соленую землю.
Круглый железный щит, на котором уже красовалась пара вмятин, принял на себя удар с другой стороны и, отведя его, предоставил все остальное мечу, который с готовностью совершил резкий выпад вперед, пронзив грудь неудачливого нападавшего и пройдя его тело насквозь.
Быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей, мгновенная оценка ситуации, и вот еще один воин закончил свою жизнь на поле боя с перерезанной глоткой.
Это оружие несло только смерть, а этот взгляд был взглядом самой судьбы. Кто бы мог подумать, что эта симпатичная девушка на гнедой лошади может так хладнокровно убивать? Все объяснялось тем, что Яса была единственной дочерью вождя Лютого племени, одного из самых сильных и воинственных во всей Северной Степи. Кому же, как не ей, в первую очередь надлежало защищать свой род в случае опасности?
А опасности случались чаще, чем нужно. Нападения, битвы, призывный рев рога и ожесточенный звон стали – все это было обычным явлением для того беспокойного времени, когда Лютое племя возглавлял Сквар. Слишком уж много притязаний было у этого гордого и, без сомнения, могучего человека.
Но битва, которая шла сейчас, отличалась от предыдущих. Если раньше Лютое племя воевало со своими же сородичами, то теперь им пришлось вести бой с отрядами небольшого города Варлоу, находившегося недалеко от поселения Сквара. Городские власти не могли пренебрегать фактом такой близости необузданного племени: это представляло опасность для торговых караванов и простых путешественников, и, кто знает – вдруг Сквару, о чьей отваге и беспощадности был наслышан любой горожанин, придет в голову напасть на сам город? Поэтому Городской Сейм принял решение устранить проблему до того, как проблема устранит их.
Битва началась на рассвете – именно тогда Сквару доложили, что войско с поднятыми стягами, выступившее из Варлоу, направляется прямо к их поселению. Ни минуты не колеблясь, повелитель варваров приказал готовиться к бою.
Войско Варлоу численно превосходило воинство Лютого племени, но ловкие и сильные варвары были закалены самой природой и многочисленными схватками. Поэтому битва шла на равных, и с обеих сторон уже было немало убитых и раненых.
Для Ясы сражение было сродни охоте, где она сама выбирала себе жертву, а не жертва выбирала ее. Гибкая русоволосая девушка в доспехах из жесткой кожи уворачивалась от вражеского оружия так, словно знала все маневры своих противников наперед. Рядом с ней сражался ее верный друг по прозвищу Ворон, раздававший направо и налево удары своего боевого топора. Время от времени их взгляды встречались, и они обменивались торжествующими улыбками.
Ближе к закату обстановка на поле битвы изменилась в пользу племени Сквара. Боевой дух воинов Варлоу, которые видели, как их товарищи один за другим падают на землю, был заметно надломлен, в то время как в глазах варваров горела страсть и жажда крови, и они с еще большим ожесточением бросались в атаку.
Когда исход боя, казалось, был очевиден, Яса услышала, как кто-то из бойцов крикнул:
– Посмотрите на запад!
Обернувшись направо и щурясь на заходящее солнце, девушка увидела всадников, которых было не меньше сотни. Они быстро приближались к месту битвы.
– Это племя Железной Скалы! – прокричал Ворон, и на его лице появилась тревога. – Их поселение слишком далеко отсюда, чтобы они оказались здесь случайно!
– Проклятье! – вскрикнула Яса, увидев, как первые ряды только что прибывших всадников с воинственным кличем направились на них. – Лживые псы, неужели они в сговоре с Варлоу?!
Присоединившееся к воинам города племя варваров склонило чашу весов на их сторону. Варвары Железной Скалы уж точно не уступали племени Сквара в жестокости, а если еще учесть то, что им не пришлось целый день провести в непрерывной схватке, то превосходство было налицо.
Яса почувствовала, как ее сердце переполняет ярость. Издав призывный клич, она ударила лошадь, и та понесла ее прямо на врагов. Взмах мечом – голова с плеч. Точный удар – еще один враг мертв. Кто-то из пехоты занес на нее меч – она резко пнула его в лицо, и он, потеряв равновесие, упал на траву, зажимая рукой окровавленный нос. Не было времени оборачиваться назад, но Яса чувствовала: лошадь Ворона, как и прежде, не отстает от нее ни на шаг.
А вот и варвары. Они опаснее, Яса это знала. Один из них, увидев воительницу, развернул коня и крикнул:
– Эй, братья! Вот она! Помните, что нам обещали за дочку вождя?
И на девушку бросились сразу несколько варваров. Отбив удар слева щитом, Яса замахнулась мечом на нападающего, но тут в воздухе раздался свист, и вокруг ее правого запястья обвился кнут, причинив резкую боль. Рефлекторно повернув голову направо, девушка увидела крепкого варвара на черном жеребце, державшего рукоять длинного кнута; ухмыльнувшись, он с силой дернул ее, и Яса, выронив оружие, упала с лошади. Подобрав какой-то топор – первое, что попалось под руку, – и вскочив на ноги, она перерубила кнут и метнула топор во всадника. Топор воткнулся в грудь варвара, и тот, издавая булькающие звуки, вывалился из седла. Победно вскинув голову, Яса хотела было развернуться и вскочить на лошадь, как вдруг чей-то тяжелый кулак ударил ее в затылок, и она потеряла сознание.


– Теперь Сквар не отвертится. Хочет он или не хочет, а придется ему убраться отсюда подальше.
– Точно. Дочку-то свою поди любит, тем более она у него одна. Так что он ради нее на все пойдет.
Яса медленно приоткрыла глаза. Она полусидела на деревянном полу, прислонившись спиной к стене. Руки были крепко связаны веревкой, на правой горел след от кнута. С трудом подняв голову, она увидела двух мужчин (судя по всему, каких-то чиновников) и молодого стражника, стоявшего в стороне. Мужчины о чем-то говорили, и Яса вскоре поняла, о чем. Оказывается, Городской Сейм Варлоу и люди племени Железной Скалы, как она и подозревала, заключили договор (если, конечно, это выражение применимо к варварам). Чтобы заставить Сквара увести своих варваров подальше от города, было решено пленить его дочь, и за некоторую плату варвары обещали помочь Варлоу в сражении и доставить в город ее, то есть Ясу, живой и невредимой. Насчет последнего девушка сначала немного сомневалась, но постепенно начала приходить в себя и обнаружила, что травмы у нее не такие уж и серьезные: всего лишь рубец от кнута да несколько ссадин после падения с лошади. Голова, конечно, ужасно болела, но Яса была уверена, что эта боль скоро пройдет.
Люди в комнате заметили, что девушка пришла в сознание.
– Хвала богам, девчонка очнулась! Я уже думал, что этот дикарь слишком сильно ее ударил, – произнес один.
– Отлично. – Второй повернулся к стражнику и приказал: – Теперь в темницу ее, Маркиан.
Стражник кивнул и подошел к пленнице. Осторожно взяв ее под локоть, помог встать и вывел из комнаты. Они направились по коридору к каменной лестнице и, спустившись по ней, попали в тускло освещенное помещение, где было несколько дверей, ведущих в камеры для заключенных. Открыв одну из них, Маркиан легонько подтолкнул девушку в помещение и запер за ней дверь. В дверном оконце сразу же появилась пара больших карих глаз, в которых явственно читался гнев.
– Вы не знаете, с кем шутите! – процедила Яса сквозь зубы. – Сквар вам этого так не простит.
– Ты очень дерзкая, Яса, дочь варвара, – только и сказал Маркиан перед тем, как развернуться и уйти.
Оставшись одна, Яса огляделась. Она находилась в маленькой квадратной комнатке. Со всех сторон ее окружал голый камень, если не считать охапки отсыревшей соломы на полу и небольшого зарешеченного окна под низким потолком, через которое в комнату лился мягкий лунный свет. Девушка ухватилась за край окна и, подтянувшись, попробовала рассмотреть то, что было снаружи. Вопреки ее ожиданиям, темница находилась не так уж и высоко. Внизу Яса увидела вымощенный плитами двор, по которому расхаживали два стражника. Двор заканчивался городской стеной, на которой дежурила пара лучников, – по всей видимости, тюрьмы находились на самом краю Варлоу.
В свете луны Яса заметила, что поверхность стены снаружи испещрена неровностями – осторожный и ловкий человек при желании мог бы спуститься по ней вниз. Но, подергав решетку, загораживавшую окно, Яса негромко выругалась – прутья были слишком крепки для того, чтобы вырвать их голыми руками. Вот если бы у нее было хоть какое-нибудь оружие… Походив немного по комнате и отчаявшись найти выход, она улеглась на холодный пол и вскоре заснула.

Маркиан стоял на своем посту возле городской стены, чуть дальше от городской тюрьмы. Он не мог забыть лицо пленницы, которую только что проводил в темницу. Что-то в ней было такое… неукротимое, и это что-то не давало юноше покоя. Дочь вождя варваров… Дикая принцесса – мысленно называл он Ясу. Красивая и яростная, она походила на богиню войны. Только вот этот взгляд, которым она наградила его в тюрьме… в нем было столько ненависти… Маркиан вздохнул и издали взглянул на окно камеры, в которой находилась Яса. Он вдруг понял, что готов на все, лишь бы только Дикая принцесса была счастлива.
Именно поэтому он ничего не предпринял, когда заметил на городской стене темный силуэт, подкрадывающийся к ближайшему лучнику.
Незнакомец был высоким и широкоплечим. Сжимая в руке какой-то предмет, по-видимому, кинжал, он бесшумно приблизился к лучнику со спины и, зажав ему рот свободной рукой, резко полоснул по горлу лезвием. Второй лучник, услышав шум, повернулся и хотел было закричать, но этот же кинжал вонзился в его шею до того, как он успел издать хоть звук. Взяв из рук бездыханного тела лук и достав из колчана несколько стрел, Ворон (а это был именно он) натянул тетиву и, благо луна светила ярко, метким выстрелом уложил одного из двух стражников, дежуривших под окнами тюрьмы. Та же участь постигла и второго. Прихватив на всякий случай лук с собой, Ворон спустился с городской стены и подбежал к тюрьме.
Маркиан тоже подошел ближе, стараясь не создавать много шума. Приблизившись и спрятавшись за одним из выступов стены, он продолжил наблюдать за варваром. Молодой стражник увидел, что лицо дикаря омрачилось – Ворон не знал, где именно заточена Яса. Внезапно варвар посмотрел прямо на выступ, за которым прятался стражник, и Маркиан испуганно попятился, при этом наступив на какой-то камень, который с грохотом выскочил из-под подошвы его ботинка. Одним скачком Ворон настиг юношу и, выхватив из-за пояса топорик, занес было руку для удара, но вдруг понял, что стражник может ему пригодиться. Тогда молодой варвар схватил Маркиана за шею и прошипел:
– Признавайся, где держат Ясу, дочь Сквара, вождя Лютого племени?
– Третий этаж, первое окно от городской стены, – прохрипел Маркиан и добавил: – Только не убивай меня!
– Услуга за услугу, – ухмыльнулся варвар. – Живи, недостойный, но если попробуешь доложить обо мне – умрешь первым!..
И он угрожающе повертел топором перед носом у испуганного стражника. После этого снова заткнул оружие за пояс и, бегло осмотрев стену, проворно взобрался по ней до нужного окна.

Яса проснулась оттого, что чей-то очень знакомый голос звал ее по имени. Открыв глаза и поднявшись на ноги, она возликовала, увидев за решеткой лицо своего дорогого друга Ворона.
– Держи, – прошептал он, просовывая между прутьями топорик. – Должен разрубить.
После этого его лицо исчезло. Яса схватила топор и со всего размаху ударила им по прутьям. Они действительно поддались, но грохот при этом раздался неописуемый. Девушка ударила еще раз, и еще, – плевать уже на шум – пока не добилась своего. Ворон, в свою очередь, согнул прутья так, чтобы Яса смогла вылезти, и они быстро спустились с тюремных стен.
Грохот всполошил остальную охрану, и воины гарнизона, поняв, в чем дело, устремились вслед за беглянкой и ее освободителем. Те уже успели подняться на городскую стену, когда один особо быстрый стражник настиг их, и между ним и Вороном завязалась схватка.
– Яса, уходи! – крикнул Ворон.
– Ни за что! – Девушка приготовилась к драке.
Но стражники были уже близко, а их оставалось всего лишь двое.
Маркиан следил за развитием событий из своего укрытия, и теперь он понимал, что, если варвар не разделается со своим противником до того, как прибудет вся стража, для прекрасной пленницы (и уж тем более для ее друга, но это как раз Маркиана не волновало) все будет кончено. Поэтому юноша выхватил лук и, выбежав из-за выступа на залитую лунным светом площадку под городской стеной, нацелился на стражника, с которым дрался Ворон. Собравшись с духом, он отпустил стрелу. В этот момент стражник неожиданно увернулся от очередной атаки варвара, и стрела вонзилась Ворону в грудь. Варвар покачнулся и замертво упал со стены, увлекая вслед за собой и своего противника.
Яса сначала застыла на месте, а затем закричала. Посмотрев в том направлении, откуда прилетела стрела, она увидела Маркиана, который ошеломленно смотрел на убитого им же Ворона. Стражник поднял глаза и увидел Ясу. «Уходи», – одними губами произнес он.
Яса почувствовала желание спуститься и убить, убить их всех, а Маркиана первым. Но, понимая, что тогда смерть Ворона будет напрасной, она развернулась и спрыгнула вниз, за пределы города.
«Мы еще увидимся, Дикая принцесса, – думал Маркиан, – а пока… я буду любить тебя…»
«Мы еще увидимся, подлый стражник, – думала Яса, дочь варвара, убегая в ночную степь, – и я отомщу тебе, будь уверен…»
Аватара пользователя
Mora

 
Сообщения: 124
Зарегистрирован: 05 Апрель Четверг, 2007 20:17

Освобождение Евы. Кикаха

Сообщение Кикаха 28 Май Понедельник, 2007 12:08

Освобождение Евы

И навел Господь Бог на человека крепкий сон.
Вынул из него ребро и создал из ребра женщину.
Представил Он ее человеку,
И сказал человек:
Вот, это кость от костей моих
И плоть от плоти моей,
Она будет называться женою;
Ибо взята от мужа


Космический корабль королевской службы разведки «Светоносный» вышел на орбиту третьей планеты звездной системы, обозначенной в астрономических каталогах, как X385Y028Z979. «Светоносный» выполнял особую секретную поисковую задачу, а если понадобится, то должен был выполнить и спасательную миссию. Некоторое время назад прямо из дворца была похищена член королевского рода – одна из младших принцесс по имени Ева.

Задание, которое возлагалось непосредственно на королевскую службу разведки, заключалось в том, чтобы разыскать пропавшую принцессу, но сделать это надо было тайно, без широкой огласки истории.

Капитан «Светоносного», Дэйв Сайтэн находился на капитанском мостике своего корабля, и обдумывал дальнейшие действия своей команды. Его группа, находившаяся на борту королевского крейсера, отрабатывала одну из следственных версий, согласно которой принцессу похитил кто-то из демиургов. Демиурги занимались освоением отдаленных планет, и относились к особой, привилегированной касте Королевства. Как «свободные художники», они занимались терраформингом вновь открытых планет, делая их максимально пригодными для жизни. Когда королевский звездный флот открывал подходящую планету, туда отправлялся демиург, и через некоторое время, «сдавал» готовую планету, в которой уже могли жить люди.

Творцы обладали специфическими знаниями, большинство их являлись отпрысками древних и знаменитых аристократических родов, некоторые даже породнились в свое время с королевской семьей. Если демиург узнает о том, что даже просто подозревается в совершении такого преступления, как похищение члена королевской семьи, то несомненно сочтет такое подозрение за смертельное оскорбление. Дуэль с демиургом смертельно опасна не только для обычного человека, но даже для человека со специальной подготовкой. Творцы подчиняли себе стихии и владели такими силами, что противостоять им мог или такой же демиург, или же человек огромной ментальной силы. Дэйв Сайтэн был как раз из таких людей, но понапрасну рисковать все равно не собирался.

Сайтэн собирался действовать осторожно, и проверить демиурга так, чтобы не вызвать подозрений. «Светоносный» приближался к планете с ночной стороны, закамуфлированный под небольшую тусклую комету.

- Команда! Всем приготовиться! – скомандовал капитан в интерком, - начинаем снижение, уровень секретности: «первый».

Для наблюдателя, который бы находился на поверхности планеты, «Светоносный» более всего напомнил неяркий болид, видимый только ночью или в сумерках. Болид снижался на высокой скорости, и войдя в атмосферу планеты, упал на ее поверхность в виде довольно крупного метеорита. Могло показаться странным, что небесное тело падало с нарушением местных физических законов – корабль все же притормаживал свое падение в атмосфере. Контакт с поверхностью сопроводило землетрясение средней силы и большое пыльное облако на месте падения. Спустя несколько часов ожидания Сайтэн предположил, что приземление на поверхность планеты прошло незамеченным, а значит – успешно. Приземлившись, разведывательная команда приступила к сканированию местности.

Хорошая планета. Местные сутки составляли немногим более двадцати четырех часов. Чуть меньше нормальных двадцати пяти. Почти идеальные условия. Температурный режим, баланс атмосферных газов, соотношение материков и воды – говорило о том, что демиург, который трудился здесь, поработал на славу. Единственный недостаток, который отметил Сайтэн, это угол наклона оси планеты, из-за чего здесь сильно выражен так называемый эффект «смен времен года».

Яхве Эдем. Так звали демиурга, который терраформировал эту планету. По данным отчетов разведслужбы, это был довольно опытный творец, обустроивший уже несколько десятков миров. Яхве был из известного аристократического рода, знакомые отзывались о нем, как о большом оригинале, отмечали его замкнутый характер и склонность к различным социологическим экспериментам, которые Эдем время от времени устраивал на подопечных ему планетах.

Впрочем, у королевской семьи никогда не было претензий по поводу выполненной им работы. Благодаря Яхве, а также еще полусотне других творцов, человеческий генофонд распространялся по Галактике. Демиурги не только обладали специфическим даром (любой человек имел зачатки творца), но также владели огромной ментальной силой и обучались своему ремеслу в лучших академиях королевства. Они были кастой избранных одиночек.

Подозрение в похищении Евы пало в равной степени как на Яхве, так и на несколько других творцов, известных своей эксцентричностью. Сектор космоса, в котором трудился сейчас Яхве, относился к сфере ответственности Дэйва Сайтэна, потому неудивительно, что именно он возглавил экспедицию к X385Y028Z979. С Яхве Сайтэн пока не был знаком лично; нынешний «визит» к демиургу, понятно, не был официальным. По крайней мере, таковым, «неофициальным», он являлся до тех пор, пока не выяснится вопрос причастности Яхве к похищению Евы.

Почему подозревали демиургов? Ответом на этот вопрос являлся неоспоримый факт, что члены королевской семьи, и только они, обладали чистым, без примесей, архетипным генотипом человеческой расы. Королевская семья тысячелетиями следила за чистотой своей «крови», без колебаний отбраковывая наследников, рождавшихся даже с незначительной мутацией. Такие переходили в ряды знати, но по закону не имели права производить наследников. Вряд ли этот закон являлся гуманным, но именно «чистота рода» сделала и поддерживала королевскую династию властителями Галактики. Демиурги вполне могли желать заполучить особь королевской крови – именно за высочайшее качество ее генотипа.

На демиургов указывала еще одна деталь. Пропажу Евы обнаружили не сразу. Похитители подменили принцессу похожей как две капли воды на нее девушкой, снабженной фальшивой памятью и рядом поведенческих установок. Демиургам провернуть такое дельце вполне под силу. Мораль творцов вполне могла допустить совершение этого преступления - любой из них был асоциален из-за специфики своей деятельности. Как долго подмена жила под именем Евы, точно сказать не могли даже королевские следователи. Тем не менее, подмена была обнаружена, начальник королевской стражи граф Драккен был разжалован и лишен титула, и с тех пор поиски Евы начались.

Соблюдая все меры предосторожности, Сайтэн развернул свой штаб. Приземление корабля оставило на теле планете нечто вроде кратера и капитан, произведя небольшие манипуляции с поверхностью, превратил кратер в вулкан. Вулкан выглядел вполне естественно в ландшафте местности, куда приземлился «Светоносный». Корабль и штаб теперь были надежно укрыты в жерле кратера. Небольшой ливень, длившийся полдня, который организовал Сайтэн, скрыл последние следы приземления звездолета.

Через день начали поступать первые донесения. Перед Сайтэном отчитался один из разведчиков, по имени Бесс:
- Яхве расположился на горе в центре большого материка на востоке отсюда. У подножия горы располагается озеро, а озеро окружает огромный сад, напоминающий Королевский сад в Столице. Именно там Яхве расположил свои лаборатории, где выводит и производит живых существ, которыми собирается населить планету.
- Там есть какая-нибудь разумная живность?
- Мы действуем очень осторожно, и видели только одного человека, который ходил по саду. По некоторым признакам мы определили, что этот человек исскуственно создан – похоже, тоже, одно из творений Яхве. Контакт с человеком пока не установлен.
- Понятно. Продолжайте наблюдение. Только осторожно.
Бесс кивнул и пропал.

«Контакт с человеком я установлю сам», - решил Сайтэн, - «пора уже размяться и выбраться наконец из командирских кабинетов».

Вечером он поставил в известность о своем решении команду. Свою вылазку Сайтэн совершил ночью. Он выбрал для воплощения образ одного из животных, сотворенного Яхве по подобию вида, который также встречался в фауне Королевства. Сайтэн расправил крылья существа и взмыл в в воздух, направляясь к саду.

Он нашел человека в саду довольно быстро, органы чувств зверя, в которого воплотился капитан, помогли ему в этом. Человек спал под большим плодовым деревом на поляне посреди сада. Он был наг, но похоже, это не доставляло человеку дискомфорта. Здесь не было еще общества с его условностями, а кроме всего, в Саду было так тепло, что необходимость в одежде отпадала. Человек проснулся от приближения Сайтэна.

- Кто здесь? – спросил человек, присматриваясь. – Я тебя впервые вижу, тварь. Я назову тебя «змей», любящий ночь. Что привело тебя сюда?
Человек может разговаривать с животными? Творцы иногда делают так, чтобы люди понимали животных, или делали говорящих животных. Сайтэн попробовал.
- Я охочусь и живу в этом саду, - ответил Сайтэн устами зверя, - а как зовут тебя, человек?
- Я – Адам. Мой Бог называет меня так.
- Ты хотел сказать – твой творец?
- Да, он тот, кто меня создал.
- Твой господин поселил тебя здесь?
- Да, Бог поселил меня в этом саду, который называется Эдем, чтобы я возделывал и охранял его.
- И только? Но кто живет с тобой в саду, человек Адам?
- Бог сотворил разных животных, и присылает их сюда, чтобы я давал им имена. Ты ведь тоже тварь божья?
- Да, это так, - ответил Сайтэн, - бог твой сотворил и меня. Ты знаешь, где он?
- Там. - Адам неопределенно махнул рукой. - Везде. Иногда он приходит сюда, чтобы поговорить со мной. Иногда приходит в обличье человека, иногда как бестелесный дух, а иногда он приходит в образе какого-нибудь животного. Но зачем тебе нужен Бог? Разве Господь дал тебе недостаточно, что ты его ищешь?
- Я хочу попросить у бога еще одну вещь, - сказал змей.
- Что же это за вещь?
- Я хочу попросить, чтобы бог сделал мне пару, ибо мне одиноко самому.
- Разве Бог еще не создал тебе пару? – удивился Адам, - Бог дал каждой твари по паре, и он также сотворил для меня женщину, плоть от плоти моей.
- Вот как? Тогда я найду свою пару в этом саду, - продолжил змей, - А где же тогда твоя пара, человек?
Адам задумался:
- Моя жена жила со мною в этом саде. Недавно Господь забрал ее у меня, но обещал, что вернет ее. Бог уже делал так, и всегда возвращал мне жену мою, Еву.

Еву! Внутри Сайтэн возликовал. Именно его экспедиции выпала удача найти пропавшую принцессу! Яхве каким-то образом использовал Еву в создании этого мира, он сотворил Адама исскуственно, и назначил ему жену из Королевского рода! Интересно, участвует ли принцеса в этой истории добровольно, или…

Картина начинала прояснятся. Еще некоторое время пообщавшись с Адамом, Сайтэн выяснил, что появление Евы со слов Адама выглядело так. Однажды Адам пожаловался богу, что ему скучно в Эдемском саду. Бог сказал, что это часть его плана и чтобы человек ждал. Адам ждал, пока однажды утром бог не привел к нему женщину, сказав, что ночью усыпил Адама и вынул из него ребро, и сотворил из этого ребра женщину.

«Удобная версия» - решил Сайтэн. – «выходит, что Адам спал и не знает доподлинно, как на этой планете оказалась Ева. Он все принимает на веру. Любые слова своего бога». Далее из слов Адама выходило, что бог забирал у него жену ровно раз в месяц на несколько дней, но потом неизменно возвращал. У Сайтэна появились нехорошие подозрения по поводу этих регулярных отлучек женщины. Наиболее вероятно, что творец использует принцессу в каких-то своих экспериментах, ведь генный материал Евы бесценен.

Адам не смог вразумительно описать Сайтэну-змею, как выглядела Ева. Неудивительно, ведь она являлась первой и единственной женщиной, которую видел Адам. Но капитан поисковой экспедиции уже почти не сомневался в том, что Ева – именно та принцесса, которую ищет половина разведслужбы Королевства. Тем не менее, с донесением спешить не стоит, пока он полностью не разберется в ситуации.

Когда Дэйв вернулся на базу, его ждало еще несколько донесений от агентов. Его опасения подтверждались. Разведчики нашли несколько лабораторий Эдема, в одной из которых могла содержаться женщина. Бесс, воплощенный в ворона, доложил о том, что обнаружил на окраине сада несколько резерваций, где демиург держал много вновь созданных животных, рыб, приц, пресмыкающихся, и прочих тварей. Очевидно, творец готовился распространить животных из Эдемского сада по всей планете.

Сайтэн дожидался, когда Яхве вернет жену Адама в Эдем. Каждый день в обличье змея он возвращался в Сад, и ждал на ветках в кроне роскошного дерева в центре Сада, под тенью которого любил отдыхать и Адам. Ева появилась внезапно, в сиянии золотистого свечения. Она материализовалась прямо из воздуха подле дерева. Да, это была она - пропавшая принцесса! Ева была абсолютно обнажена, но не стеснялась Адама в своей наготе. «Как она восхитительна», - подумал Сайтэн, - «настоящее совершенство!». Он вздохнул, вспомнив, что находится при исполнении служебных обязанностей, и приступил ко второй фазе операции – спасению Евы из плена Яхве. Однако сперва надо было выяснить, желает ли сама принцесса, чтобы ее спасали? Он свесил свою голову на гибком теле из ветвей и приветствовал Еву:

- Здравствуй, жена друга моего, Адама, женщина по имени Ева!
- Кто это там, Адам? - спросила девушка у своего мужа, указывая в густую листву на Сайтэна.
- Это змей, наш с тобой друг, он появился здесь, когда я был в одиночестве и развлекал меня мудрыми разговорами. Будь и ты другом ему!
- Он будет другом мне, муж мой, - ответила Ева. Она подошла к дереву и погладила змея по голове, - что ты делаешь на этом дереве, ведь это дерево Господа?
- Твой муж, Адам, не сказал мне… Разве бог не подарил вам все, что находится в этом Саду?
- Господь подарил нам этот сад, и сказал – живите, и пользуйтесь благами и плодами его, - сказал Адам, - но сказал Бог не трогайте плодов дерева этого, ибо это есть дерево Господне, дерево познания добра и зла. В день, когда вкусим мы плоды дерева этого, мы умрем. Так сказал Господь наш.

«Интересно» - подумал Сайтэн. Он пригляделся к плодам. По виду они напоминали обыкновенные яблоки. Сайтэн решил взять один из плодов на анализ, когда будет возвращаться на базу.
- Я не трогал плодов этого дерева, - сказал змей, - но мне приятно отдыхать в его ветвях. Ведь этого Бог не запрещал?
- Нет, ведь наш Господь добр.
«Конечно, конечно». Сайтэн спустился с дерева к людям:
- Скажи Ева, как Господь сотворил тебя? – спросил он принцессу.
- Я плоть от плоти мужа своего, Адама, я сотворена для подчинения и услады глаз его, чтобы быть спутницей его жизни.

То же самое. Сайтэн задал Еве еще несколько вопросов, чтобы убедится, что принцесса совсем не помнила, кто она на самом деле такая. Пока Ева находилась в состоянии постоянного гипнотического транса, в который ее погрузил демиург, она не помнила о своем прошлом до дня, когда была представлена творцом Адаму. И тут Сайтэна осенила интересная догадка! Возможно, плоды с «дерева познания» как-то связаны с состоянием транса принцессы, и вкус плода может вывести ее из этого состояния! Возможно, после этой своей миссии Яхве собирался вернуть Еву обратно во дворец, предварительно дав ей вкусить этого яблока! Но это было лишь одно из непроверенных предположений. Сайтэн отложил его на будущее обдумывание, как рабочую гипотезу.

Вернувшись назад в штаб, Сайтэн отдал плод своим парням на анализ. Дерево оказалось обыкновенной яблоней, но вот плод обычным яблоком не был, а являлся уникальной комбинацией биохимических компонентов, очевидно каким-то образом действовавших на рецепторы мозга. Тем не менее, Сайтэн не обнаружил в яблоке ничего опасного. Бесс также подсказал ему другую версию о яблоках. По ней, плод являлся скорее всего символом, «якорем», которым Яхве готовился снять психологические установки и запреты, установленными им в этом мире. Демиург расположил дерево на виду, в центре своего сада, в качестве своеобразного испытания «лояльности» своих созданий к себе.

Плод не представлял собой угрозы для жизни. Творец лукавил. Сайтэн лично попробовал кусочек яблока, но ничего, кроме легкой эйфории, и состояния, похожего на просветление, не ощутил. Завтра он вновь посетит Адама и Еву, и то будет решающий день.

- Командир? – к Сайтэну обращался его помощник Бесс, прерывая размышления разведчика, - мы определили причину, почему Яхве иногда забирает принцессу из сада.
- Докладывай.
- Когда раз в месяц демиург забирает Еву от Адама, он усыпляет ее, в момент сна извлекает из ее тела созревшую яйцеклетку, и сохраняет клетку в специальных емкостях. Мы нашли хранилище… В одной из лабораторий.
- Я подозревал что-то подобное. Он их как-то использует?
- Пока нет, командир. Об этом не известно.

Звенья мозаики постепенно выстраивались в стройную картину. Итак, все указывало на то, что творец возжелал заселить планету человеческими созданиями с примесью королевского генофонда! Зачем это ему понадобилось, уже не являлось заботой Сайтэна – ему надо было как-то вернуть во дворец Еву. Но Дэйв мог спорить, что Яхве вполне мог задумать не просто очередной генетический эксперимент – а попытаться создать новую сверхрасу, и провозгласить себя их богом и проводником. По крайней мере, религиозный культ самого себя он уже начал создавать. Возможно, служба безопасности Королевства заинтересуется этим фактом.

- Подготовь донесение для Центра Королевской разведки. Завтра мы будем действовать, - сказал Сайтэн Бессу, закрывая их маленькое совещание.


Наутро Сайтэн снова в обличье змея явился в сад. На этот раз он дождался, пока Ева останется одна – Адам где-то возился с животными. Змей спустился вниз к Еве и начал разговор.

- Истину ли сказал Господь, что вкусив плоды дерева этого, вы погибнете?
- Конечно, истину сказал он, ибо слово его – закон, - ответила Ева.
- Слово господа всегда закон, но неисповедимы пути его, и Господь может солгать вам, если делает это во благо.
- Ты богохульствуешь, змей. Как можешь ты говорить так, разве можно усомниться в нашем Боге?
- Бог отводит вас от этого дерева, ибо считает что вы не готовы еще познать то, что дано Господу. Он слепил вас по своему образу и подобию, но не дал вам своего могущества.
- Мы только дети его.
- Вы можете познать то, что знает Он, если вкусите плоды дерева сего, - нашептывал Еве змей. – Смотри, я вкусил, но остался жив. Кара Господа не поразила меня. Плод дал мне силу новых знаний, и мне открылось то, что раньше было неведомо… Если же вкусишь ты, то станешь равной Богу.
- Речи твои искушение для меня, - сказала Ева.
- Познай мудрость Бога – попробуй это яблоко, - змей подал Еве плод.

Ева взяла яблоко.
- Но если Господь узнает, что я ослушалась его?
- Не думай об этом, ибо когда ты вкусишь от дерева этого ты станешь равной Господу своему.
Змей смотрел прямо в глаза стоящей перед ним женщины. Ева рассматривала яблоко. Потом рука ее поднесла плод к прекрасным устам, губы ее дрогнули, разомкнулись, и сомкнулись в мякоти плода.
- Ешь, Ева, ешь, - говорил змей сладкоречиво, - ибо вкуснее этого плода нет ничего на всем белом свете… Видишь, Бог твой обманул тебя. Плод этот не отрава для тебя – он есть освобождение твое от невидимых цепей, которыми приковал тебя к себе твой Бог. Ешь, Ева. Плод этот – твоя свобода, он наполнит тебя новой силой и новым знанием!

Женщина вдруг засмеялась, веселым, заливистым смехом. Ева съела уже почти все яблоко:
- Ты был прав, змей! Еще никогда я не ощущала в себе такую свободу. Что-то меняется во мне, я это чувствую. Мир исполняется новых красок. День становится ярче, запах цветов становится острее, мой слух слышит пение птиц во всех уголках сада, я чувствую, как каждая травинка щекочет мои ступни… Я не умерла, но стала такой живой, какой никогда еще была!

В это время их увидел Адам, возвращавшийся к дереву. Он подбежал к Еве, выхватил из ее рук остаток яблока и отбросил в сторону. В его голосе сквозил неподдельный ужас.
- Что ты натворила женщина! Как могла ты вкусить плода дерева Господня? Господь покарает тебя! Ты умрешь!
- Как видишь Адам, не умерла я, а жива. Господь наш, обманул нас, охраняя могущество свое. Не смертельны плоды от дерева этого, но приятны и вкусны. Но господь недаром назвал это дерево деревом познания добра и зла. Познай и ты истину, которая ведома лишь Богу! Вкуси и ты, и станешь равным мне и Богу, муж мой.

Ева сорвала с дерева яблоко и протянула Адаму. Человек в сомнении надкусил яблоко, с таким видом, как будто собирался тотчас выплюнуть его. Но распробовав, человек съел все яблоко. Ни земля не разверзлась под ним, ни молния не поразила его. Яблоко было лишь восхитительного вкуса плодом, с составом, который понемногу действовал на людей. Они обрели свободу, настоящую свободу воли! Эта свобода пьянила.

Адам взял руку женщины в свою. Ева посмотрела мужчине в глаза. Люди осознали, что наги. Мужчина и женщина опустились на траву и познали друг друга.
«Сейчас я лишний здесь» - думал змей, поднявшись высоко в воздух над Эдемом, - «действительно, это дерево познания!». «Дам им время насладиться обретенной свободой – скоро Ева вспомнит, что она принцесса королевской крови. Тогда я заберу ее отсюда».


Внимание Сайтэна привлекли необычные сполохи на горизонте, где находился его приземлившийся корабль. Он поспешил туда.
Яхве обнаружил его! Сайтэн опоздал, чтобы защитить своих людей, и наблюдал финал развернувшейся внизу драмы. Земля дрогнула и раскололась пополам, прорезанная огромной уродливой трещиной. В бездонный провал упала одна половина горы, в которой скрывался штаб, потом другая. Изнутри заревело, как будто умирал в агонии огромный раненый зверь. Полыхнули километровые столбы пламени, выстрелили вверх камни, разлетаясь вокруг провала. Сайтэн добрался до места трагедии, и увидел багровые реки огня и лавы, бушевавшие под трещиной. Земля смыкалась, погребая в своих недрах несчастных.

В наполненном пылью и сажей небе Сайтэн заметил яркую стремительную молнию, удалявшуюся от места трагедии к Эдему. Это был Яхве! Скорее в сад, чтобы спасти Еву!

Но и здесь он опоздал. Небо над Эдемом потемнело, на лиловом его фоне, наполненным грозовыми тучами и сполохами молний, проявился сияющий лик Яхве, занимавший полнеба. Голос его грохотал, взывая к Адаму:

- Почему ты прячешься от меня Адам? Выступи и повинись передо мной, так как стало мне известно прегрешение твое!
Адам прятавшийся от Бога за деревом, вышел. Тело его дрожало, и от страха, и от ледяного ветра, неожиданно налетевшего на Эдем. Он стыдливо прикрывал руками место ниже живота. Рядом с ним стояла его жена, Ева, прикрывшая свое естество фиговым листком.
- Вижу я, что вкусили вы плоды дерева моего, и вижу я, что осознали вы, что наги, и знаю то, что познали друг друга. Кто дал тебя яблоко, Адам?
- Ева дала, Господь мой. Змей искусил ее, а она соблазнила меня!
- Эта правда, Ева? – обратился Яхве к женщине.
- Правда, Бог мой.

«Неужели», - думал Сайтэн, - «Неужели Ева еще не осознала, что она королевской крови, неужели еще не познала своей истинной силы?». Он решил выступить.

- Отпусти их, Яхве! –выкрикнул Сайтэн демиургу, - ведь ты обманом завладел Евой и обманул Адама, что она плоть от плоти его!
Творец только рассмеялся, так, что земля задрожала под ногами.
- Кого это теперь интересует, Сатана? Я перехватил твое донесение. Никто о нем теперь не узнает. А сейчас молчи, я буду вершить над вами суд, ибо вы отступились и предали меня!

- Адам! – проревел Бог. – Я изгоняю тебя из сада моего! Отныне и вовек не вернешься ты сюда никогда! В поте и крови тебе будет даваться пища твоя. Ты и дети твои будут питаться от земли, а она будет скудно давать тебе! Будешь работать от зари до зари, чтобы прокормить семью свою!
- Ева! – продолжил Бог. – Отныне в муке будешь рождать детей своих, и всегда зависеть от мужа своего будешь! Да будет так!

Сайтэн собрал всю свою энергию, и попытался поразить демиурга сконцентрированым в единый кулак ударом. Творец легко отбил угрозу. Издевательски смеясь, она даже не стал отвечать ударом на удар.

- Оставь свои робкие попытки остановить меня, Сатана! Змея, в тело которого вселился ты, обрекаю отныне на чреве своем ползать, и питаться падалью и прахом – и скрываться от света дня всю свою жизнь! А ты, Сатана, изыди теперь из тела зверя!

Тут же Сайтэн оказался стоящим на земле в своем истинном облике.
- Сатана, я низвергаю тебя! Не будет у тебя власти надо мной – отправляйся вниз, в адское пламя, к созданиям, с которыми ты прибыл в мой мир!
Из глаз демиурга полыхнули энергетические молнии, сковав Сайтэна. Под ним открылась огромная дыра , ведущая в недра планеты.
- Я не могу сейчас сопротивляться тебе, но знай, что я еще выступлю против тебя, - закричал Сайтэн в лицо демиурга. – Силой, что дана мне, я снимаю часть проклятья, что наложил ты на людей. Адам, да достанет хлеб свой не только от земли, но от воды, воздуха и огня! Ева будет рожать в муке детей своих, но в сладострастии зачинать их!..

Непреодолимая сила стала затягивать Сайтэна в провал. Он сопротивлялся, выкрикивая последние слова:
- Помни, Яхве, что еще вернутся сюда, чтобы судить тебя, за то, что ты совершаешь здесь, замышляя против Королевства своего! Грядет твой Судный день, и я еще приближу его!

Ответом ему был только безумный хохот творца. Сайтен упал в провал, подталкиваемый огромной силой вниз, в пустоту под собой. Земля над ним сомкнулась и мир Сайтэна погрузился во мрак.
Аватара пользователя
Кикаха

 
Сообщения: 2400
Зарегистрирован: 27 Ноябрь Воскресенье, 2005 22:01
Откуда: Хровака, медвежий народ

Щит. Афтар : Я... Клоун :) .

Сообщение Kloun 28 Май Понедельник, 2007 15:07

ЩИТ.


Реанимация. Человек лежит в коме. Хотя он и в коме но сознание его не отключено- если это случиться то он умрет так как работа его давно уже убитого тела поддерживаться не автоматически, а его разумом. Его зовут Нан. Он щит. И он в поиске решения. Ищет выход. Выход своего сознания из комы. Приходится терпеть чудовищную боль. И если бы ему не указывали пути к решению он бы давно бросил борьбу. Путь к решению ему указывает теплота уже 10 часов неотлучно держащей его руки. Руки женщины которая с любовью смотрит на его изуродованное силой способной разрушать планеты тело- ожоги от второй до третей степени, сопутствующие волдыри, выступающие острия сломанных костей, сваренные все отверстия тела (ноздри, рот, глаза… залиты расплавленной кожей)…
Говорят что Царства Небесного нет на планетах, и на небесах этих планет. Оно лишь в сердцах и умах людей. Она принцесса его Царства Небесного.
- Если ты умрешь я просто перестану дышать.
Хотя он и не слышит этих слов но он знает что это так и он ищет…
И он борется. Он пытается спасти свою принцессу.
Проходит время и он уже способен двигаться. Рита спасена.
Просит нож.
Первым делом вырезает отверстия для глаз.
Он смотрит на нее и его кровь из глаз смешивается со слезами.
Она берет нож и делает отверстие для губ на его лице и целует его.
Нан хорошо себе представляет какого урода она целует.
Пройдет время он посмотрит в зеркало и поймет что нефига он не представляет. Она его снова поцелует.
Говорят, что люди эгоистичны но почему тогда некоторые из них не покидают уродов ?
Изображение


Сейчас ночь. Нан и Рита решили пойти погулять. Они любят ночь, а днем по улице гуляют беременные женщины причем зрячие, а маска все еще не готова.
Они смотрят на небо.
Небо абсолютно черное.
Оно черное по цвету. Планета по которой они гуляют- последняя планета возле последней, единственной оставшейся во вселенной звезды. Тьма.
Оно черное по смыслу. Тьма не мертва. Там обитают невообразимые мириады приспособившихся невероятных существ. Многие из низ стремятся на свет. Возможно стремясь распространить тьму своих сердец и здесь. Есть среди них даже такое существо которое размерами своими таково, что одной лапой могло бы перекатывать планеты как меланхоличная кошка играющаяся с клубком.
Хищник лежит во тьме и ждет пака звезда чуть потускнеет.
Изображение
Рита смеется и машет небу рукой.
Тьма вовсе не мертва. Там обитают мириады приспособившихся невероятных существ. Многие из низ стремятся на свет возможно стремясь принести и в это место тьму которая внутри них. Вместе с людьми. Люди тоже стремятся к звезде из тьмы. Большинство из которых возвращается к последней звезде с топливом для нее. Эти люди работники с планет возле последней звезды. Но есть такие люди что хотят просто завоевать планету либо беженцы.
Нан ухмыляется. Он вспомнил самых страшных выходцев из тьмы.
Есть всемогущие люди – Боги. В их руке огромная мощь способная разрушать планеты и дарующая знающим биологию вечную жизнь. Может ли слабая структура как человеческое тело выдержать такую мощь? Нет не может их- тела давно мертвы. Но вселенная произошла из пустоты. А пустота слабая структура. Примерно такой же источник и у этих Богов.
Богу может противостоять только другой Бог либо щит.
Такой щит как Нан .
Но Нан не Бог а именно щит. Он тоже должен знать биологию но как бы хорошо он ее не знал он вечным не будет. Все что он может это проводить откровенность щитом- защищяющяя что то очень важное энергетическая структура имеющая сферическую форму которая до тех пор не пропускает ничего смертоносного в свои внутренние пределы пака ставящий ее в своей воле.
Таким образом щиту очень тяжело убить Бога- защищять но не атаковать
Нан ухмыляется. Нан щит и он недавно убил Бога.
Изображение
Их сражение длилось трое суток.
Трое суток торжествующий Бог испускал на планету ядовитое, звенящее, натянутое, яростное, ударное, твердое излучение.
Трое суток Нан удерживал его.
Щит тяжелее переносит битву чем Бог.
При откровенности щитом человек чувствует, пропускает из себя, противопоставляет мощи Богов способных жить вечно и за секунды уничтожать планеты- свою мощь.
При этом тело окончательно разрушается.
У Нана были конвульсии, по всему телу взбивалась пена как у взмыленного коня, кулак вжатый в землю за трое суток просто сплющился, тело начало вонять трупным ядом, все нервы горели, мясо , белок денатурировали, кожа покрывалась волдырями, из всех дыр порывался дым и пар, кости трещяли и вылезали наружу, перетирались в труху, в горле плескалась плавленая плоть, глаза заливало плавленой и кипящей кожей …
Он защищял что то важное для себя пока был в своей воле.
Нан мог направить силу щита на свое разрушение и остановить эту преисподню.
Только глаза его оставались целы. Он смотрел ими в глаза целого и побеждающего Бога которые наблюдали за разрушением Нана.
Потому он и победил.
Когда его глаза начали слепиться так как сзади Бога появилось солнце. Нан взрывообразно расширил пределы своего щита. И так как за пределы поля не может попасть нечего опасного то Нан размазал щитом обезумевшего Бога по звезде.
Нан (продолжая улыбаться смотря на Риту которая умрет с ним в один день): А все таки хорошо что я не вечен.
Рита (догадываясь о чем то…): Так у тебя был шанс стать настоящим.
Нан ( уверевенно и сильно): я настоящий как и ты.
И только они могли понять эти слова.
А в уме добавил – Я стал настоящим когда отказался от вечности.
Уже утром ему снился сон- кошмар.
С неба опустились могучие непобедимые столбы пик. Со всех сторон. Темные из тьмы. И он снова поставил щит.
Это было самым страшным- ставить щит. Страшнее смерти.
И, проснувшись, только мыслями о Рите он смог себя успокоить от самобийства. Успокоить навящивость снова ставить щит.
Пара было встретиться с учителем принадлежавшим к касте жречества. И Нан пошел к зданию знаний и новых достижений. Место где он узнал тайны жизни, смысл существования, знание о красоте и силе, постиг свою волю. И все на столько насколько у него хватило волевых сил. А их у него было много.
Учитель: Ты снова мог попробовать ???
Живое отличается от неживого. Все живые организмы способны к обмену веществ с окружающей средой. Больше чем просто изменение агрегатного состояния или перенос с одного места на другое. Синтез и распад. Живые организмы поглощают из окружающей среды различные вещества. Вследствие целого ряда сложных химических превращений вещества из окружающей среды уподобляются веществам живого организма, из них строится его тела.
Нан, как и любой ученый планеты, имел возможность с помощью своих знаний и открывшейся ему энергии щита создать организм не как структуру состоящую из веществ уподобленных живым, а настаящую из настоящих, обработанных мощью щита и ставших такими какими они должны быть веществ.
Увидев на что способен Нан. И то что он жив … Учитель понял что он мог стать настоящим, вечным организмом.
Учитель: Ты снова мог попробовать ???
Дальше было молчание. И зависть и ненависть чувствовал учитель к тому кто пренебрег вечностью. Это здание достижений стояло тут ради этого… К этому он стремился всегда.
Только это по его мнению могло спасти планету от уничтожения.
Он был потрясен… Быть может все не так ? … Ему захотелось правды, он захотел сорвать с Нана его маску… Так он и поступил. Под маской он увидел уродливое улыбающееся лицо.
Расстались врагами.
Учитель (возмущенно): почему ?
Нан (спокойно): я и так настоящий…
Учитель : Но ты умрешь, умрут все, ты мог стать вечным , настоящим … себя не обмануть – ты сам знаешь что не настоящий !!!
Нан (соглашаясь): Да вы правы себя не обмануть… я настоящий.
Нан мучался. У него появились враги которые могли навлечь на планету существ тьмы, воинов людей, Богов, беженцев, устроить газовою, вирусную, паразитическую атаку… Они это все могли у них были на это силы.
Он принял решение- выработать сперму и перестать поддерживать свою жизнь.
О сперме Нана сообщил Рите. Она однако удивилась и обрадовалась. Это многое обещало. Способность творить такие фокусы как сперма говорила о том что он станет возможно вновь красивым и со всеми органами...
Однако она видела что Нан стал слабеть...
И настал тот день.
Возвращаясь с работы Рита радостно вошла в квартиру.
И увидела что Нан мертв. Убит мучительной смертью. Его даже изнасиловали- прямая кишка на 10 см была наруже… И вообще он был весь как то мехом внутрь.
Через три часа она очнулась и незаметно для себя она перестала дышать.
Потом пошла на кухню. Взяла нож. Вернулась к телу. Отрезала мошенку и добралась до придатков яичек где хранится сперма. Вспорола их и ввела сперму с кровью себе внутрь…
Потом посмотрела на его глаза… Они были открыты… Она закрыла их рукой. И вдохнула. Нан спас ее.

… по твоему лицу бежит слеза
Но не твоя- моя рука дрожа
Закрыла веками твои глаза
А из моих убитых горем глаз
Не в силах оторвать их я
От тела где была твоя душа …
Изображение
Коменты к тексту:
1) В некоторых местах текста люди действуют через боль. Может паказаться что это бред.
Однако во первых есть люди которые от рождения могут терпеть сильнейшую боль (есть 4е типа людей которые по разному могут терпеть боль).
А есть те которые приобрели эту способность. Например самураи практиковали харакири- вспарывание самому себе живота. При этом важно было умереть не моргнув глазом. У кого есть честь тот не боится боли.
2) Женщина говорила «Если ты умрешь я перестану дышать»- это тоже списано с реального человека и очень своеобразного. Женщина пришла в тюрьму на свидание к любимому заключенному чтобы помочь ему совершить побег. Но это не удалось сделать. Тогда они решили покончить с жизнью. Договорились что сначала он задушит ее. И она это стойко вытерпела. Он же не смог себя убить.
Аватара пользователя
Kloun

 
Сообщения: 4186
Зарегистрирован: 28 Февраль Вторник, 2006 19:11

Ноябрь. Маришка

Сообщение Маришка 28 Май Понедельник, 2007 16:53

В ноябре 1921 года Николай Овершин покидал Россию. Навсегда. Его ничто больше не держало в этой чуждой и враждебной стране. В стране, которая перестала быть его Родиной. Перестала ещё в четырнадцатом году. Пути назад не было, и Николаю совершенно ясным казалось то, что прежнего не вернуть. Не вернуть никогда. От страны, которую он любил, как он любил родных отца и мать, и почитал с таким благоговением, с каким он почитал Господа Бога, остались одни руины. И не было больше сил строить что-то на этих руинах, а те, у кого они остались, ни за что не стали бы возрождать разрушенное. На этот счёт Николай не питал никаких иллюзий в отличие от своих отца и брата. Но те сгинули с приходом этого всеразрушающего и беспощадного смерча. Со старой Россией всё кончено. Ничего не будет. Да и нет ничего с тех пор, как началась эта война, в течение которой он ни разу не выпустил из рук оружия. За что он воевал? За какие идеалы? Ему сказали, что Отечество в опасности, а долг офицера, дворянина и, наконец, русского солдата был защищать его до последней капли крови, как это делали его предки во все века, пока стояла несокрушимая Русь. Что же теперь случилось? Как можно было понять это? Что или кто всё уничтожил? Кто повинен в той реке крови, что затопила Россию? Неужели этот маленький картавый мужичок в кепке? Или сам государь император, чья власть почиталась божественной, ибо он был первым после бога? Белое дело было обречено с самого начала, с самых истоков. Неужели же они не сумели понять этой земли? Они, рождённые ею, с колыбели впитавшие вековые уклады, на которых, как исполин стояла Русь. Что же, у этого исполина, как выяснилось, прогнившие ноги, иначе они не допустили бы до того, что теперь властвует над Россией. Николай воевал не за убеждения, а по привычке. Семь лет - по привычке. Жизнь всё расставила по своим местам, а ему не было места в России, как не было ему места нигде в целом свете. Но поезд увозил его прочь, и Николая душили слёзы при виде таких родных украинских степей. Таких родных, но отныне и навеки таких далёких.
Видом своим он не напоминал прежнего Николая Овершина – молодого офицера и ветреного франта. Одетый в видавшую виды серую солдатскую шинель, в надвинутой на глаза огромной, не по размеру подобранной, шапке, с длинной грязной бородой, в которой виднелась уже седина, он выглядел в два раза старше своих тридцати с малым лет. Родная мать не узнала бы его. Николай понимал, что представляет собой весьма плачевное зрелище, но это только забавляло его. Всё, что ему теперь оставалось – этот невесёлый смех, от которого становилось и грустно и горько.
Он ехал уже третьи сутки в душном зловонном вагоне, переполненном самой разношерстной публикой. По чужим документам, под чужим именем. Багажа у него с собой не было никакого, кроме отцовского пистолета, писем милой Машеньки, его невесты, умершей год назад от туберкулеза в Киеве, куда уехала её семья с началом революции, и старинного серебряного кольца с нефритом – семейной реликвии. Все эти его сокровища были связаны в вышитый матерью платок и спрятаны за пазуху. И он готов был скорее расстаться с жизнью, чем с этим узелком. Впрочем, жизнь он ценил теперь менее всего на земле.
Все надежды Николая теперь были связаны исключительно с Парижем, куда отец отправил мать в начале лета 1914 года. Там она и прожила всё это время. Париж был последним пристанищем, которое мог обрести Николай в этом мире. Да только найдет ли он там покой? Почувствует себя дома. Впрочем, какая разница, где жить теперь – здесь, на Родине, он тоже чувствовал себя чужим.
За окном проносились поля, а он всеми мыслями был далеко отсюда. Он вспоминал юность, вспоминал Жоржа и Зиночку, Машеньку и Петю, гувернантку-француженку и даже дворника с их улицы. В ту прекрасную пору он не ведал, не знал ничего. И был счастлив. Счастье в неведении. Уж это он давно и накрепко усвоил. Теперь было поздно жалеть о чём бы то ни было. Да Николай и не жалел. О чем жалеть, если совесть чиста перед всеми, кого он знал и почитал. Долг он оплатил сполна, а Родина... Да пусть катится эта Родина к черту! Какая может быть Родина, когда сил больше нет?
Поезд проезжал мимо небольшого леска, когда Николая вывело из оцепенения одно странное обстоятельство. За окном он увидел одинокого всадника, который при виде поезда вдруг пришпорил коня и поскакал в сторону леса. В то самое мгновение где-то впереди раздался взрыв. Поезд тряхнуло. С полок попадали полусонные перепуганные люди, узлы, чемоданы. Дружным хором заревели дети, а следом заверещали женщины. Началась паника. Выглянув в окно, чтобы понять, в чём дело, Николай увидел приближающихся к поезду всадников. Это всё ему разъяснило. Очередная банда, именующая себя повстанческой крестьянской армией. Эти герои нападают на поезда, разграбляют и убивают пассажиров. Хороша армия!
Раздалась пальба. На мгновение, на одно только мгновение голоса несчастных перепуганных пассажиров смолкли, но когда первые выстрелы достигли своей цели, и несколько человек то ли раненных, то ли убитых, то ли напуганных до беспамятства грохнулись на пол, паника усилилась. Николай достал из-за пазухи пистолет и быстро слез с полки. «Сейчас начнётся! - подумал он,- немедленно покинуть поезд. Немедленно, всеми правдами и неправдами, а там рядом лесок и бежать прочь» Вокруг бились стёкла, царила паника, но Николай мчался к последнему вагону. И вдруг остановился. Его ведь в таком виде могут принять за своего. Как же он сразу не догадался! Он был близок к спасению, только бы не вызвать подозрений. Грабёж начался. Он посмотрел по сторонам – что делать?
-Стій, куди зібрався?- услышал он у самого своего уха.
Николай повернулся к спрашивавшему с самым свирепым выражением лица и на хорошем украинском, который он знал с детства – мать его была украинкой – проревел:
-От бовдур! Іди до батька, на тебе чекають.
-Отак би одразу і сказав!- недружелюбно рявкнул неизвестный и выскочил из вагона. Николай перевёл дух. Кажется, и этот раз удача ему не изменила. Интересно, сколько еще судьба будет оберегать его? Уж лучше бы недолго... Николай хотел проследовать за бандитом, полагаясь на свою удачу – авось пронесёт. Но вдруг в соседнем купе раздался крик. Казалось, что кричал ребёнок.
-Au secour ! Laissez-moi tranqille, au secour!
Николай не выдержал и, ногой распахнув дверь в купе, вошёл. Его глазам предстала мерзкая сцена. На диване лежала белокурая девушка. На вид совсем ещё ребёнок. Рот ей зажал грязной лапой здоровенный увалень, а другой своею лапой пытался задрать её юбку. Словом, ничего особенного. Такого Николай навидался уже за войну. Другое поразило его – она не рыдала, ни единой слезинки не катилось по её щеке. Она не молила о пощаде, в глазах ее совсем не было страха или обреченности, какие Николай видел прежде, она была в ярости. Она пиналась ногами и пыталась укусить негодяя.
-Семене, це ти? – не оглядываясь, спросил бандит.
-Я, я,- тихо ответил Николай и выстрелил. Тело рухнуло на пол, а девушка, недоумённо глядя на труп, встала с дивана и медленно подошла к Николаю.
-Mercie , - тихонько прошептала она и перевела взгляд на Николая.
-Пойдемте быстрее, сударыня, - сказал Николай и покинул купе. Она, чуть замешкавшись, чтобы захватить пальто, побежала вслед за ним.
«Зачем я, болван, это сделал?- ругал себяНиколай,- в конце концов, это не моё дело. Я её в первый раз вижу, а теперь ещё эта беда! Куда я её дену?» А она следовала за ним, приподняв длинные юбки. Николай открыл дверь вагона, свежий степной ветер ударил ему в лицо. Рискнуть? Нужно было рискнуть. Иного пути он не видел.
-Дайте руку,- сказал он своей спутнице, спрыгнув со ступенек.
-Pardon , - недоумённо пробормотала она.
Он взял её за талию и опустил на землю. У вагона были привязаны две лошади без седоков. Видимо, седоки в это время находились в поезде.
-Вы ездите верхом?- спросил Николай и, не дождавшись ответа, добавил, - впрочем, даже если нет, это ничего не меняет.
Девушка улыбнулась и лихо запрыгнула на коня, нисколько не стесняясь оголившихся от мужской посадки колен. Она мальчишески улыбнулась, и ее странное воодушевление, а это было именно воодушевление, иначе Николай не знал, как это назвать, передалось и ему.
-И то, слава Богу, сказал Николай и последовал её примеру.
В это самое мгновение их заметили. Николай ударил лошадь в бока, и та сорвалась с места. Он оглянулся назад – его спутница не отставала. Казалось, ей даже нравится это приключение. Глаза горели, щёки раскраснелись, золотые кудри рассыпались и развивались по ветру.
-Стій! Стрілятиму! – кричали позади, за ними в погоню бросились несколько всадников.
-Пригнитесь! – крикнул Николай девушке, но она, казалось, не поняла его слов, - пригнитесь, стреляют!
Едва раздались выстрелы, юная особа тихонько взвизгнула и опустила голову, всем телом прижавшись к гриве коня. Николай облегченно вздохнул. Впереди виднелся лесок – их спасение, но до него ещё следовало добраться.
-Arretez-vous! - вдруг услышал Николай. Он оглянулся. Погони позади не было – разбойники зачем-то повернули назад,- qu'est-ce qui se passe ? Je ne comprend rien ! Et vous ?
-Moi , non plus, - солгал зачем-то Николай. Видимо, разбойники чего-то испугались. А, следовательно, этого должны бояться и они. Тут Николай заметил вдалеке какой-то военный отряд. Что же, это многое объясняет. Вероятнее всего, это большевики, а ему с ними встречаться ой как не следует!
- Видите? - спросил он, указав на отряд,- нужно убраться отсюда, пока они не заметили нас.

Настала ночь. Морозная звездная ноябрьская ночь. Лошади устали, и всадники спешились. Позади остался разграбленный поезд, позади остался военный отряд, а что впереди неизвестно. Мрачные мысли терзали Николая в этот час. Ежели прежде он был в ответе лишь за себя самого, то теперь на его плечи легла ответственность и за юную спутницу. Николай вдруг вспомнил, что с тех пор, как они бежали к лесу, он не сказал ей ни слова. Он только теперь хорошенько ее рассмотрел. Нельзя сказать, что бы она была красива. Фигуре её, возможно, не хватало женственности – она была угловата, но всё-таки в этой её угловатости была какая-то пикантность. Это особое обаяние или вернее шарм заставлял задерживать взгляд на этой ничем не примечательной с виду девчушке.
- По некотором размышлении, - наконец сказал Николай, - я пришёл к выводу, что нам пора бы познакомиться. Моё имя Николай Овершин, дворянин, белогвардеец со всеми вытекающими отсюда последствиями. А как вас зовут?
Она непонимающе посмотрела на него и, улыбнувшись, сказала:
-Je ne parle pas russe. Je suis française, mais si je ne me trompe, vous me demandez mon nome. Je m’appelle Madelin de Chalée. Je suis de Breste.
Француженка! Ну только этого ему недоставало! И что ему теперь с нею делать?
-Je dois vous quittez. Oui ? Je comprend, monsieux Овершин,- вдруг сказала она, не глядя на него.
-Ну вот ещё, что за новости!- пробормотал Николай и продолжил по-французски,- Куда я вас дену, мадмуазель? Ежели бы у вас здесь были родственники, то…
-Мои родители мертвы, а больше у меня нет никого,- сухо сказала Мадлен,- только тётка, но она в Бресте.
-В таком случае, считайте, что вы родились под счастливой звездой. Я направлялся на вашу родину, когда эти господа так нелюбезно прервали мой путь. Однако, от самой идеи встречать Новый год во Франции я отказываться не намерен. Словом, я довезу вас до Парижа, а далее вы вольны поступать, как вам будет угодно.
-Вы жалеете, что спасли мою честь и, вероятно, жизнь, мсье?
-Я буду откровенен с вами, мадмуазель,- ваше общество подвергает большому риску моё предприятие, но, ежели я спас вас единожды, то, видимо, придётся идти до конца.
-Я не приму такой жертвы от вас, мсье. Довезите меня до любой станции, и я позабочусь о себе сама – большего мне не нужно.
-Сколько вам лет?
-Пятнадцать, мсье. Но это решительно ничего не меняет.
-Разумеется, не меняет. Я не могу бросить вас в чужой стране без средств к существованию. Я ничего почти не имею, но у меня все же есть преимущество – я говорю по-русски и могу защитить себя, в отличие от вас. А вы совсем юны и неопытны, мадмуазель.
-Да, возможно, вы правы, но…что до средств. Мне удалось сохранить кое-какие драгоценности. Объединение наших усилий, как мне кажется, было бы полезно нам обоим. Тем скорее мы вернемся домой.
-Домой… Если бы домой! Откровенно говоря, я теперь не знаю, где он, мой дом. Впрочем… вы, я вижу, устали, да и я, если сейчас не посплю хоть немного, то совсем озверею.
Мадлен улыбнулась.
-Где же мы остановимся? Не под открытым же небом?
-Я бы рад предложить вам царские палаты со всеми удобствами, но, боюсь, что нашей крышей действительно окажется небо со звёздами. И мы должны благодарить Бога за то, что не лежим теперь мертвыми где-нибудь у железной дороги, а целые и невредимые здесь, в лесу спокойно философствуем. А вы еще капризничаете.
- Я не капризничаю, мсье, вы заблуждаетесь на мой счет. Если вас тяготит мое присутствие, я повторяю, я могу вас от него избавить.
Николай перевел дух и медленно проговорил:
- Вы устали и взвинчены. Успокойтесь, Мадлен. Простите, если был бестактен. Уже поздно, давайте остановимся хотя бы здесь.
Мадлен посмотрела по сторонам, подвела свою лошадь к дереву и умело привязала её. Затем, взглянув на Овершина, сказала:
-В Бресте у тёти есть конюшня. Там я провела всё своё детство к неудовольствию родителей. Обожаю верховую езду. Знала бы я тогда, как мне пригодятся эти упражнения!..
-А готовить, не имея продуктов, вы часом не умеете?- угрюмо спросил Овершин.
-Увы! Я и с продуктами-то не на многое способна.
-Ну и ладно. Ничего, завтра доберёмся до людей. Всё наладится.
Он постелил на землю шинель.
-Ложитесь, Мадлен, вы едва держитесь на ногах.
-А вы?
-А я буду вас охранять. У вас есть часа три на сон. После я посплю. С рассветом нужно будет двигаться дальше. Ложитесь же.
Мадлен села на шинель и взглянула на Николая.
-Доброй ночи, мсье Овершин.
Она легла и закрыла глаза. Наступила тишина. Николай слушал тишину. У него болела голова. Давно. Ещё после контузии в шестнадцатом. Он уже не чувствовал голода – он не ел почти ничего пятые сутки. Николай подошёл к старому могучему дубу, сел под ним и сомкнул веки. Мама… где ты? И где тот вечный Дом, где он, как сейчас, будет наслаждаться тишиной и покоем.
-Вообще-то я не люблю жаловаться, мсье Овершин,- вдруг услышал он, - но я не засну никак. Был очень тяжёлый день.
-И что же вы предлагаете?
-Я предлагаю вам своё место.
Николай улыбнулся, не открывая глаз, и сказал:
-Удивительно! Вас сегодня едва не убили, заставили проскакать верхом, Бог знает сколько, а потом до ночи бродить по лесу, а спать вам не хочется? Спите же, Мадлен.
Мадлен встала и подошла к нему, чуть прихрамывая и шатаясь.
- Но я действительно не хочу спать. Я не могу спать. Ох, поймите же, это невозможно! Позвольте, я посижу здесь, рядом с вами.
-Садитесь. Только накройтесь шинелью – здесь холодно и сыро.
…Они молчали некоторое время. Николаю и самому расхотелось спать. Мадлен вдруг тихонько, дрожащим грудным голосом запела:
-Король забил в барабаны,
Король забил в барабаны,
Чтобы увидеть всех придворных дам.
И первая же, которую он увидел,
Пленила его душу...
-Так вы сирота?- наконец спросил он, чтобы не молчать.
-Да, с сегодняшнего дня,- дрогнувшим голосом ответила Мадлен.
-То есть как с сегодняшнего?- удивился Овершин,- вы хотите сказать, что их убили сегодня утром?
Она посмотрела на звёздное небо. Как холодно, как страшно…
-Да, мсье Овершин. Сегодня утром. Мы вышли в вагон-ресторан, завтракали. Отец был весел, говорил, что через несколько дней мы будем в Бресте. И тут началась пальба. Маму сразу убили, на месте. Попали в затылок, она даже крикнуть не успела, упала замертво. Отец велел мне немедленно идти в купе, а сам зачем-то замешкался. Когда я выходила из ресторана, его уже не было… Он сказал мне напоследок: «Не бойся ничего, Мадлен, слышишь, не бойся!» А я и не боялась вовсе. Не боялась нисколько. Я разозлилась. Я убить готова была каждого, кто ко мне подойдёт. Всё, что я знала и понимала в тот момент, это то, что должна, что обязана уцелеть. Обязана, понимаете? Мне хватило ума собрать все деньги и документы, какие мы везли с собой, и спрятать их в пальто. А потом в купе ворвался этот… грязный такой. И знаете, что поразило меня тогда? Не намерения его, они были очевидны, а руки. Такие руки бывают у крестьян, которые всю жизнь работают на земле, которые на себе пашут поле. Как можно с такими руками убивать людей? Грабить? Преступать всё человеческое? Ведь земля для них едина с Богом. Они верят в неё, поклоняются ей. Так как же возможно такое на этой святой земле?
-А вы видели руки крестьян? Какая прелесть! Вы все больше меня удивляете, мадмуазель, - усмехнулся Николай.
-Вам смешно... И все-таки ответьте, я хочу это понять, а на такие вопросы мне теперь никто, кроме вас не ответит.
-Это так интересно? Нет уж, прежде ответьте вы, зачем вам?
-Затем, что эти люди, не раздумывая застрелили сегодня моих родителей! Могу я знать ради чего? Во имя каких таких идеалов это было нужно?
-Они воюют за свою землю, Мадлен, а война развращает и ожесточает. Не будь войны, пахал бы этот мужик себе поле, ходил бы в церковь по воскресеньям, соблюдал бы посты, и, как знать, возможно, попал бы в рай, не зная на какие преступления способен. Вот и ответ на ваш вопрос. И никто в этом не виноват. Сама жизнь виновата. Кто-то убивает, а кто-то... сами понимаете...
-Как странно… Как страшно. Я готова была сама убить его. Я смогла бы, я чувствую, если бы достало сил. Ежели б вы не спасли меня, я не знаю, что было бы. Вот вы убили того человека на моих глазах. Ужели это не мучает вас?
-О, друг мой, если бы каждый раз, лишая кого-то жизни, я терзался бы этим, плохо бы мне пришлось. Я бы, наверное, сошёл с ума. Сложно убить впервые, а после привыкаешь к смерти. Я семь лет убивал, и себя не щадил нисколько. Едва только началась война, я ушёл на фронт. Мне двадцать три года тогда было. Мальчишка... Верил в какие-то идеалы... А какие идеалы, когда просто кто-то там наверху решил обогатиться за чужой счет да тщеславие потешить! А я верил словам, лозунгам, лицам. Я верил, что война – это долг, оказалось, что она привела к развалу всего того, что я любил. А я воевал! Воевал за то, чтобы все развалилось. Сначала под командованием генерала Брусилова, был в плену, вернулся в Россию, потом, когда грянула революция, пошёл добровольцем к Деникину, и вдруг понял – это всё. Всё, понимаете? Кончено! Ещё немного и я захлебнулся бы в этой луже крови, которая осталась от моего мира… Вы знаете, Мадлен, а ведь он был, этот мир, был когда-то. Он существовал прежде, хотя теперь в это мало верится. Как будто в какой-то другой жизни было всё. Как будто во сне. До войны.
-А война – это реальность? Это жизнь?
-Война… Война – это смерть, прежде всего. Смерть всех надежд, всех вер, всех идей и укладов. Смерть иллюзий и идеалов, наконец. Это как стена, как тупик. Конец бесконечности. Трудно ведь представить себе бесконечность.
-Но конец бесконечности представить ещё труднее. Что за этим концом? Должно же быть что-то? Конец может оказаться лишь только началом.
-Вы полагаете? Однако что можете знать вы? Вы юны совсем. Что вы знаете про жизнь?
-Ничего. Только то, что сегодня я потеряла отца и мать. И моя собственная жизнь в опасности.
-Мадлен, глупенькая! Моя жизнь в опасности уже семь лет. И я давно разучился дорожить ею.
-Это очень плохо. Тогда незачем жить, ведь жизнь – это всё. Жизнь слишком прекрасна, чтобы перестать дорожить ею.
-У меня была жизнь до сентября 1914 года. У меня была прекрасная дружная семья. Мать, отец, брат, две сестры. У меня была невеста, я собирался жениться в октябре. У меня были друзья, был дом, мой дом. Моя Родина. Мой большой дом и моё место в нём. Теперь же нет ничего. Отец погиб уже в пятнадцатом. Брат пропал без вести. Выяснилось, что он два года был в плену, а потом его расстреляли. Старшая сестра вышла замуж за проходимца и уехала в Крым. Говорят, он обобрал её до нитки и бросил умирать от голода на какой-то станции. А младшая… Зиночка… она оказалась менее счастливой, чем вы. Её и защитить было некому. Она была такая ранимая, она не вынесла такого унижения, наложила на себя руки. Наверное, потому я пришёл вам на помощь, что она этой помощи не дождалась. Моя невеста умерла в начале восемнадцатого от туберкулеза, а мой дом разграблен, разорен. Равно, как и вся Россия. Нет ничего, будто и не было. Так зачем мне быть? Одна надежда осталась – мама… Она теперь в Париже, наверное.
-Почему, наверное? Вы не уверены?
- От неё нет вестей уже три года. Возможно… всё возможно.
-Нужно верить, слышите?! Нужно верить! Иначе вы с ума сойдёте. Вы многое пережили, но вы молоды ещё. Не поздно всё начать сызнова!
Николай посмотрел на неё. Ребёнок! Дитя безумных пятнадцати лет! Когда началась война, ей лет семь было. Что она может знать и помнить из того, что знает и помнит он? Где она встретила этот смерч, которому всё нет конца? С кем была? Откуда пришла? Как очутилась в России? Ему так понравилась идея, что она пришла из ниоткуда, что он невольно улыбнулся. « Друг мой, вы, кажется, становитесь сентиментальны. Только этого вам недоставало!» - подумал он. А она, словно бы угадав его мысли, сказала:
-До войны я жила с родителями в Бресте. Мой отец был врач да еще и аристократ. А мама актриса. Забавно, правда? В том кругу, из которого мой отец, не принято жениться на актрисах. А он женился. Мама была очень красивая. В неё нельзя было не влюбиться. Папа не стал исключением. Несмотря ни на что, его родители одобрили такой выбор и благословили их брак. Только его сестра была против. Она с первого взгляда невзлюбила маму. Хотя с моим рождением она смягчилась. Тётушка обожала меня. До семи лет только она одна занималась моим воспитанием. Когда началась война, мы переехали в Париж, а потом отец ушёл на фронт.
Мадлен тряхнула головой, чтобы не разрыдаться, и продолжила:
-В шестнадцатом году нам сообщили, что отец пропал без вести. Мама начала поиски. Куда она только не писала. Но никто ничем не мог нам помочь, кому какое дело до пропавшего врача, когда таких, как мы были тысячи? Ей опять пришлось работать. Она надеялась устроиться в театр, но не вышло. И она пошла в госпиталь медсестрой. Тогда-то в доме и появился запах лекарств. Я не знала, что у неё открылась тахикардия. И ещё что-то с нервами было. Она отказывалась принимать помощь от тётки - та пыталась отобрать меня. Это было самое страшное время для нас. Не дай бог, кому-либо пережить тот ужас, который тогда пережили мы – молодая женщина и ребенок. В девятнадцатом, когда мы уже отчаялись найти отца, нам написали... какой-то его старый друг написал, что он был в плену, а теперь где-то в России в госпитале, что он был тяжело ранен. Возможно, все это было безумием, горячкой, но мы решили немедленно ехать в Россию. В страну, в которой царит хаос. Откровенно говоря, тогда я мало представляла себе, что такое война. Я вообще не была занята этим. Больше меня заботило то, что нечего есть, что мать всегда чем-то озабочена и озлоблена, что она не улыбается больше. Это очень страшно, когда мама перестает улыбаться, когда она увядает с каждым днем, когда нет никакой надежды, и помощи от меня почти никакой. Я ничего тогда не умела еще, я сама нуждалась в защите. Я была ребёнком.
-А теперь вы уж не ребёнок? Странная и смешная привычка у юных еще созданий, почти детей, самонадеянно полагать себя взрослыми самостоятельными людьми.
Мадлен внимательно посмотрела на Николая.
-Вы смеётесь с меня? Не стоит, мсье Овершин. Поверьте, это вовсе не смешно.
Николай взял её за руку и ответил:
-Я и не смеялся, Мадлен. Это страшно, когда девушка ваших лет вдруг сталкивается с жестокостью, смертью и грязью. Для меня это уже привычно, но вам… Знаете, пожалуй, единственное, что у меня осталось, это свобода. Единственное, что я не потерял. Пока не потерял. А чего она стоит, моя свобода? Кому нужна моя свобода? Цена ей – ломаный грош.
-Это не слова свободнорожденного человека!
-Но слова человека, уставшего от этой пьянящей свободы. Как, впрочем, и от самой жизни. Да, я волен, как ветер, но у меня нет никого и ничего. Черт побери! Мне даже дорожить нечем! Мне не жаль ничего. И это чистая правда. Так зачем же тогда жить, если умереть по-сути нестрашно, даже любопытно в чем-то, наверное. Потому что со мной этого никогда не было прежде.
Мадлен опустила голову, глядя куда-то сквозь саму себя. Казалось, его последние слова задели ее за живое. Она, волнуясь, дрожащим голосом, но твердо и уверенно сказала:
-От жизни устать нельзя. Мои родители любили жизнь, они не хотели умирать, а вы! Зачем вы спасали себя, ежели жизнь вам не нужна? Меня вы зачем спасали, если, по вашему определению смысла жизнь, мне жить не для кого!
-По привычке. Она сильнее меня. Забавно, верно?
-Не вижу ничего забавного. Я вижу только, что вам плохо, но не знаю, как помочь. Я бы рада помочь, а не могу. Мне недостанет силы и себе-то помочь.
-Вам? Вы слишком мало себя цените. И зря. Вы дитя ещё, вся жизнь у вас впереди. Доставлю вас домой, к тётке, к вашим конюшням. И года через два всё забудется, как дурной сон. Как будто ничего и не было. Уж можете мне поверить.
-Забыть всё? Никогда! Я в одночасье потеряла родителей, как мне забыть это? Как мне забыть то, что едва со мной не случилось? Как мне забыть эту ночь? Вас? Это невозможно. Я всегда буду помнить. Я заставлю себя помнить… - запальчиво проговорила Мадлен, а потом тихонько прошептала, - Смотрите, снег пошёл…
Николай посмотрел на небо. Действительно. Первый в этом году снег, завораживая взгляд, словно бы танцуя, , медленно ложился на подмерзшую землю и серо-коричневые гниющие листья.
-Вам холодно?- спросил он у Мадлен.
-Нет. Не холодно. Так красиво... Я люблю снег. Дома он редко бывает. А здесь?
-Каждый год. Не припомню я зимы без снега. В детстве в такую погоду мы любили бродить в парке с гувернанткой Зиночки и Сони. Мы ходили на каток. Вечером в театр. А потом брали извозчика и катались до головокружения. А на Новый год звали гостей. Блины, знаете ли, чай, запах чего-то кислого их кухни. Капусты, кажется, квашеной. У нас в гостиной, как сейчас помню, стояла огромная ёлка. Помню её запах. Играла музыка. Танцевали. Зиночка пела. Как она пела! Она была очень музыкальна. А я любил её больше всех в семье. Потом Жорж сделал ей предложение, а она отказала ему. И ведь все полагали, что они непременно поженятся.Тогда казалось, что это конец света, мы были юны и бестолковы. И, наверное, излишне искренни. Знаете, Жорж был лучшим моим другом. Он потом уехал куда-то на север, а в революцию дрался по другую сторону баррикад. Я мог убить его, я готов был убить его. А он наверняка мог убить меня. Счастье, что нам более не довелось встретиться. Он так любил Зиночку. И она его любила. Я до сих пор не могу понять причины её отказа. Может быть, просто боялась, а аожет быть – чувствовала, что... Хотя как она могла чувствовать, что с нами сделается... На Рождество к нам неизменно приезжали Филоновы с дочкой Машенькой. Мы с детства были дружны с нею, а наши родители мечтали нас поженить. Я просил её руки в январе четырнадцатого года. Мы были счастливы. А болезнь уже тогда поразила её. Мы не знали ничего. И никто не знал. Когда ей поставили диагноз, было уже поздно. И началась война. В последний раз я её видел в шестнадцатом, когда приезжал в отпуск после контузии. Она была такая бледная. И всё просила меня не уезжать, будто бы чувствовала, что нам не суждено более увидеться. Я хотел с ней тогда же обвенчаться. Она отказалась. Зачем? В мире, где всё рушится, это одно было бы вечно и нетленно. Я не понял тогда, что она боялась принимать от меня какие-то жертвы, боялась, что я только жалею её. А она не сумела понять всей силы моей любви. Не верила. Не верила. А мне не хватило мужества настоять. Может быть, это единственная моя вина перед ней. И перед собой. Потом я попал в плен, а, вернувшись в начале восемнадцатого, узнал, что она уехала к родственникам отца в Киев. Рискуя жизнью, я помчался туда. А там какой-то кошмар творился. И когда, наконец, нашёл их дом, узнал, что она умерла. Я опоздал всего на 2 дня. Не попрощался с нею. А она перед кончиной всё спрашивала, не приехал ли я. Я вошёл в её комнату, где она провела последние свои часы. Обычная комната. Знаете, как у всех девушек: картинки, рукоделье, книжки, ножницы для бумаги, картонки от шляп, шпильки, бусы жемчужные – мой подарок. На столе перчатка лежала чёрная лайковая. Второй я не нашёл. Впрочем, я и не искал. И, что меня более всего озадачило, её духи. Те же, что и много лет назад, будто она только что была здесь, но минуту назад вышла зачем-то. Этот запах, не выветрившийся, едва не свёл меня с ума в одно мгновение. Запах пыли, лекарств и её духов. И солнечный свет, пробивавшийся через тяжелые тёмно-зелёные портьеры. Она так любила этот цвет. Теперь это всё перегорело, переболело. Осталась одна только самая последняя, самая глухая боль, где-то в груди. Она редко напоминает о себе, но она живёт. Я её чувствую иногда в такие минуты, как сейчас… Вы спите? Неужели заснула?
Мадлен действительно спала. Её тревожное дыхание едва было слышимо. Голову она уронила ему на плечо. Так доверчива. Так наивна. И всё-таки - юная сильная женщина. И откуда в ней столько жизни? После всего-то...
Едва светало. Николай улыбнулся. Ему отчего-то было спокойно и светло на душе. Он давно не испытывал такого чувства. Пора было идти дальше, а он не хотел будить Мадлен. Бедная, бедная. Бедная маленькая, но храбрая женщина. Пройдёт несколько дней, и он навсегда распрощается с нею. Никогда больше не увидит её. В память о ней останется один только этот рассвет. Эта девочка вдруг вызвала у него такую светлую грусть, напомнив о прошедшем. О том, чего не вернуть никогда, как бы страстно он этого ни желал. А она навеки останется лишь эпизодом его жизни. Правда, эпизодом не самым худшим.

Они ехали в поезде уже несколько дней. Ещё четыре часа, и они, наконец, достигнут Парижа. Николай, в конце концов, привёл себя в порядок и пришёл к выводу, что не всё так уж запущено. Мадлен вообще заявила, что он по-прежнему красив и молод. Правда, она не видела, каким он был семь лет назад, но ее наивная восторженность его умилила. В самом деле, он не изменился почти, только седых волос не поубавилось. Глядя на себя в зеркало, Николай невольно улыбался. Элегантный дорожный костюм, чёрная фетровая шляпа, осенний плащ песочного цвета, аккуратная короткая бородка. На смену прежнему юноше, сиявшему молодой здоровой красотой, пришёл солидный мужчина. И этот новый образ пришёлся Николаю по душе, потому что он казался надежным, а жизни Николая не хватало именно надежности.
Он сидел на диване в купе и читал свежую газету. Мадлен сидела напротив и смотрела в окно. В эти дни она стала задумчивей и молчаливей, чем обычно. И чем ближе они приближались к Парижу, тем заметнее это становилось. Иногда Николаю казалось, что она порывается что-то ему сказать, но не знает, как. Эта недосказанность, которой прежде не было в их отношениях, озадачивала Николая. Наконец, он не выдержал и поднял глаза, встретившись с её взглядом, изучавшим его лицо настолько пристально, чтобы запечатлеть в памяти его черты до конца жизни.
-Мадлен, что-то происходит с вами, ума не приложу, что. Может быть, вы расскажите мне, в чём у вас там дело? – деланно серьезно, но доверительно спросил он.
Мадлен опустила голову и тихо сказала:
-Нет, право, ничего. Вы зря беспокоитесь. Всё превосходно. Вам только кажется.
-Вы сейчас зачем-то говорите неправду. Вы можете быть откровенны со мною, Мадлен. Всё-таки это я вас спас. Мне кажется, я заслуживаю вашего доверия.
-Я только подумала, что по приезду в Париж мы с вами расстанемся навсегда. И я никогда больше не увижу вас. – так же неохотно и сухо ответила Мадлен.
-И это вас расстроило?
-Наверное, это. Иной причины такой меланхолии я не нахожу.
-В таком случае, я обрадую вас. Если я одну вас отправлю в Брест, то буду волноваться, как вы доехали. Что если я довезу вас до дому? – Предложил Николай, испытывая безумную надежду, что она согласится. Ему так не хотелось потерять ее теперь.
-Довезёте?- казалось, она только ещё больше поникла,- нет, не надо. Я сама прекрасно доеду. А вам, прежде всего, следует найти мать. Вы, кстати, дали ей телеграмму о своём приезде?
-Разумеется, Мадлен. Но я думаю, неделя ничего не решит. Я ждал этого семь лет. Я готов подождать ещё несколько дней, зато совесть моя будет чиста.
-Да как же вы не можете понять! Неделя ведь, в самом деле, не решит ничего! Только больнее будет расстаться. – вдруг взволнованно воскликнула?
-Мадлен, вы не в себе. Что с вами? – уже всерьез забеспокоился Николай.
-Я люблю вас. – едва слышно проронила она и слезы выступили у нее на глазах.
-Что вы сказали? – опешил он.
-Я люблю вас… тебя. Молчи, не нужно ничего. – Торопливо заговорила она, - если я сейчас не скажу, то никогда не скажу, и буду сожалеть об этом до конца жизни. Я полюбила тебя, Николя, в то мгновение, когда там, в лесу, ты перестал быть каменным и так просто, так по-настоящему стал говорить. Не оттого, что ты спас меня, а оттого, что ты – это ты. Я знаю, что этого не может быть никогда, ты не можешь любить меня, но любить тебя мне никто запретить не сможет. Эта любовь навсегда здесь, в самом сердце. Мы не увидимся больше, поэтому я решилась тебе открыться. Самое страшное, что ты сейчас станешь отговаривать меня и убеждать. Но я готова была к этому, честное слово. Я готова на все. Главное – теперь ты знаешь. Это очень важно, чтобы ты знал. Может быть, тебе это покажется смешным; наверное, так оно и есть. Ну и пусть смешно! Хотя бы не придется сожалеть, что не решилась...
Она отвела свой взгляд, стараясь не смотреть на него, а он не знал, что сказать. Николай испугался. Испугался её глаз, её голоса. И себя он испугался. Даже в большей степени. Она решилась сказать ему то, чего он никогда не сказал бы ей, как бы ему не хотелось этого. Но разве ему было в чем признаваться.? Нет, не могло быть. Он бы раньше знал...Но нужно было говорить что-то. Только что? Слова застряли где-то в олбасти горла.
-Мадлен… - после некоторого молчания медленно, обдумывая каждое слово, сказал он,- Мадлен, теперь вы меня послушайте. И внимательно послушайте. Во-первых, я вдвое старше вас. Во-вторых, вы ещё ребёнок. Вам всего пятнадцать лет. Я боюсь вашего непостоянства, наивности и неискушенности. В ваши лета влюбляются по десять раз. Любовь начинается в понедельник и заканчивается к пятнице. Это очень хорошо, что вы открылись мне, это характеризует вас как смелого человека, но вы же сами будете после жалеть об этом. Только не нужно жалеть. Всё к лучшему. Вы вернётесь в Брест к вашей тётушке и забудете о моём существовании через два дня. Просто… просто мы познакомились при, как ни глупо звучит, романтических обстоятельствах. В ваших глазах я предстал благородным спасителем, а это не так. Просто я был так воспитан. Моей заслуги в этом нет. Это заслуга моих родителей.
-Вы не слышали, что я вам только что сказала? Обстоятельства здесь ни при чём. – словно бы оправдываясь, сказала она.
-Мадлен! Вы неправы! Именно обстоятельства повлияли на ваши эмоции. Только лишь эмоции, уверяю вас. Вы потеряли родителей, вы были в чужой стране, в которой идёт война. Конечно, вы не влюблены. Вы добрая отважная девушка. У вас отзывчивое сердце и горячий нрав. Вы посочувствовали мне и только. Что я могу дать вам? У меня нет ничего. А вы достойны лучшего, что есть на земле. Вы встретите человека много моложе, красивее и достойнее меня, клянусь! Вы полюбите его, а он полюбит вас. И вы будете счастливы. Это будет и правильно, и справедливо.
-Возможно. Я поняла, что вы хотите сказать. По крайней мере, вы пытались щадить меня. И всё-таки это жестоко. – задумчиво, как бы между прочим проговорила Мадлен.
-В чём жестокость? Вы говорили, что готовы к такому разговору.
-И заранее себя на него обрекла. Вы правы. Мне было жаль вас. А я не хотела вас жалеть и решила вас любить. Теперь вы довольны? – холодно, сердито осведомилась она.
-Мадлен, перестаньте, я прошу вас, будьте же милосердны! Вы однажды смеяться будете над этой детской любовью.
Мадлен пересела к нему и, глядя на свои колени сказала:
-Я хочу, чтобы вы вспоминали меня иногда. Не слишком часто. А то надоест быстро. И не пишите мне. Не надо. Не нужно везти меня в Брест, я сама прекрасно доберусь. Это слабость, блажь, это пройдёт. Уже прошло.
Ну вот! Она сожгла за собой все мосты! Значит, таковы ее условия. Кто он такой, чтобы не выполнять их? Тем более, что они его устраивали в свете всего выше сказанного.
-Вот теперь вы говорите, как большая. Я тоже не поклонник эпистолярного жанра. Всё сказано, что должно. Осталось поставить точку.
Он достал из кармана маленькую коробочку, обтянутую чёрной кожей, и вынул из неё старинное кольцо с нефритом. То самое, которое он так берёг.
-Вот, возьмите его на память о нашем приключении, Мадлен. Это кольцо – семейная реликвия. Единственное, что осталось у меня. Это больше, чем просто безделушка. Его носили моя мать и бабка. Это вроде родительского благословения. Оно должно было достаться Маше в день нашего обручения, она даже носила его несколько месяцев перед смертью. Я дарю его вам. Берегите его и берегите себя.
Он надел кольцо ей на палец и поцеловал её в лоб. Она улыбнулась одними уголками губ, а глаза её были так же печальны. Затем сняла кольцо с пальца и сжала его в кулачке.
-Бог сбережёт,- тихо сказала она,- теперь я ваша невеста, хотите вы того или нет. До конца времён. Да будет так. Аминь! И точка, раз так необходимо ее поставить.

Но точка поставлена не была. Скорее многоточие...
Пять лет прошло с тех пор. Долгих шестьдесят месяцев. И столько бесконечных дней. Что изменилось за это время для Николая? Собственно, ничего особенного. Он нашёл свою мать в Париже, как и предполагал. Более того, к своему удивлению, он узнал, что она вышла замуж вторично. Нина Семёновна была женщиной умной и до сих пор сохранила красоту, несмотря на все беды. После того как супруг её скончался, и семья разорилась, ей необходимо искать работу. Учитывая, что никогда ничего в своей жизни она не делала, ей пришлось столкнуться с огромными трудностями. Но Нина Семеновна никогда не падала духом. Она стала работать учительницей музыки, давая уроки в небольшой комнатушке, которую снимала в дешёвой меблированной гостинице. А через год такой жизни ей повстречался человек, который полюбил её и почти через неделю после знакомства сделал ей предложение, а Нина Семёновна, не долго думая, согласилась. Это был счастливый брак. Супруг Нины Семёновны, Клод Риваль был человеком не знатным, но достойным. Он держал небольшое кафе на Монмартре, а после женитьбы по совету жены и при её содействии открыл русский ресторан и так преуспел в этом мероприятии, что они с Ниной Семеновной нажили внушительное состояние. Поскольку детей у мсье Риваля не было, то наследником он назначил Николая. В предыдущем браке он был несчастлив – первая его жена умерла родами, а ребёнок пережил её всего на несколько часов, и мсье Риваль долго не мог прийти в себя после этой утраты. А что до Николая, то он одобрил выбор матери и был лишь рад её семейному благополучию. Он никогда не был эгоистом и прекрасно понимал, что Нине Семёновне вовсе не обязательно до конца дней своих носить траур, и она имеет право на счастье. Тем более, что мсье Риваль пришёлся ему по душе.Они стали ладить буквально с первой встречи. Даже стали хорошими друзьями. Более того, со стороны мсье Риваля Николай чувствовал почти отеческую заботу. И платил ему сторицей.
Сам Николай в эти годы вел семейные дела. Однако это занятие не прельщало его. Он стал писать небольшие рассказы. Писательство не было доходным делом, однако приносило ему удовольствие. К тому же это он мог совмещать с работой в ресторане. Николай обрёл состояние покоя. Если не душевного, то хотя бы внешнего. Порой он испытывал тоску по дому, но всякий раз просыпался в холодном поту, если ему снилось, что он очутился в России. Война… Он помнил войну, её ему никогда не забыть! Казалось бы, всё давно закончилось, жизнь начата сначала, и жизнь эта размеренна и благополучна. Но война напоминала ему о себе по ночам, когда ему снились лица сестер, отца, брата и друзей, которых он потерял в те годы. Ныли старые раны, по-прежнему не давала покоя мигрень, вызванная контузией, хотя теперь все это отошло на второй план. Здесь, вдалеке от Родины, все, что было прежде, казалось только сном, которого никогда не могло быть в жизни. Все возможное для этого делала Нина Семеновна, заботясь о душевном спокойствии сына. Единственное, что раздражало его, это ее постоянные намеки на то, что ему пора бы обзавестись собственной семьей. Но он не мог и не хотел этого делать. И на то, как ни нелепо, были свои причины.
Да! ДА, он помнил Мадлен де Шале. Да и как он мог забыть эту девочку, которая так пламенно уверяла его в том, что жизнь его ещё не кончена. Он помнил её, надеясь, что и она вспоминает его иногда. Теперь она, вероятно, превратилась в красивую молодую женщину. Она могла выйти замуж, сделаться миссионеркой или уйти в монастырь. Почему-то последние два варианта устраивали его больше, чем первый. Ей вовсе не обязательно влюбляться в кого-то, чтобы стать счастливой. Она слишком необыкновенна и поэтична, чтобы довольствоваться таким простым мещанским счастьем. В глубине души Николай понимал, что ревнует её к той жизни, которая могла у неё быть. Но вдруг она, в самом деле, забыла все? И его... Он мечтал увидеть её. Хоть раз. Только для того, чтобы узнать, какой она стала, его Мадлен. Он хотел бы писать ей, но очень хорошо помнил её объяснение в любви и свои жестокие слова, о которых он так сожалел теперь. Мадлен сказала тогда, что он пытался её щадить. Это было не так. Он хотел больнее ударить её теми словами, чтобы она поскорее забыла его. Но разве он знал, что и сам полюбил её. Это было иное чувство чем то, которое он испытывал к Машеньке. Тогда он был совсем еще молодым. Таким, как Мадлен, в пору их знакомства. Теперь, может быть, он стал хуже, растерял самого себя по мелочам, но только теперь он понимал, что этому новому человеку, как воздух, нужна Мадлен. Чего он тогда испугался, болван? Её доверчивости и юности? Или себя самого? Да, он испугался, что не сможет оправдать её доверия, что недостоин её любви. Да и имел ли он право на ее любовь? Ей было всего пятнадцать, а у него – целая жизнь за плечами. Жизнь ли? Нет, жизнь его ограничилась той ночью в лесу. А более ничего не было. Ни Машеньки, ни войны, ни плена, ни этой его парижской квартиры – всё это были события из жизни другого человека. А его жизнь, вся его жизнь, была в том рассвете рядом с наивной и несчастной девочкой, которую он осмелился полюбить. Ехать в Брест? Но зачем, для чего? Что он может предложить ей? Выйти за него замуж? Да ведь она наверняка забыла давно его имя! К чему тревожить ее? К чему истязать себя? Лучше всё оставить как есть. А есть то, что нет ничего, кроме того рассвета. И они никогда не увидятся больше. Потому что ничего хорошего эта встреча ему не принесет. Да и ей тоже. Тем более ей!
О Мадлен Николай не имел никаких вестей с двадцать первого года. Но, в конце концов, она напомнила ему о себе, сама того не зная.
Это было погожее ноябрьское утро. Николай проснулся оттого, что солнечный луч, проникший в комнату, скользнул по его лицу. Он в полудрёме закрыл глаза рукой, а потом нехотя открыл веки. Вставать не хотелось, но в полдень нужно быть у Ривалей. У maman* юбилей свадьбы – десять лет. Вообще-то праздник был назначен на десять вечера, Николай обещал прийти утром, чтобы помочь. И мсье Риваль просил его пересмотреть какие-то бумаги, связанные с покупкой земли в Провансе. Они с Ниной Семёновной давно уже мечтали построить там дом. А эта купчая была подарком на юбилей – мсье Риваль хотел сделать сюрприз жене. Что до Николая, то он ещё до сих пор не выбрал им подарка. До полудня нужно было решить ещё и этот вопрос. Он медленно встал с постели, оделся, привёл себя в порядок и вышел из дому. Он завтракал обычно в кафе напротив и вот уже пять лет не изменял этой привычке. Он вообще не любил менять привычек. Жизнь его устоялась. Поскольку он так и не обзавёлся собственной семьёй, то и завтракал, и обедал вне дома. Впрочем, он держал кухарку, но она приходила во второй половине дня, чтобы приготовить ужин. А убирала в его квартире опрятная строгая немка лет двадцати восьми, которую он нанял три года назад по настоятельной просьбе матери (та в глубине души надеялась, что фройляйн Дарт привлечет внимание ее сына, но результатов это пока не приносило, просто потому что Николай просто не обращал на нее никакого внимания). С обеими дамами он не поддерживал дружеских отношений, ограничиваясь только тем общением, к которому вынуждал его тот факт, что он являлся их работодателем. Иногда он даже забывал, как они выглядят, впрочем, это волновало его менее всего.
Несмотря на ранний час, улица была многолюдна, однако в кафе посетителей почти не было. Только забавный маленький старый художник в серой тужурке и в сером же шарфе, за которым Николай наблюдал уже пять лет, но никогда не заговаривал с ним. Этот человечек каждое утро приходил сюда, садился за один и тот же столик, ничего не заказывал, кроме чашки чая, и подолгу сидел, глядя куда-то сквозь лица людей и чиркая спичками. Иногда он закуривал, но чаще всего просто стучал пальцами по столу, как пианист, небрежно наигрывающий какую-то одному ему ведомую мелодию. В тот день художник против обыкновения улыбнулся Николаю, как старому знакомому. Николай ответил ему, любезно кивнув головой. Художник почему-то обиделся и отвернулся.
Николай присел за столик. На нём лежала свежая утренняя газета. Николай, как обычно, заказал кофе и два круассана и, дожидаясь заказа, развернул газету. Быстро пробежав глазами длинные столбцы, он нашёл светскую хронику. Мсье Риваль просил Николая дать заметку об их юбилее. Николай хотел посмотреть её, когда вдруг наткнулся на статью, которая повергла его в оцепенение. Речь шла о помолвке какого-то знаменитого бретонского судовладельца Робера Ришара и дочери популярной некогда театральной актрисы Терезы Вернье – школьной учительницы Мадлен де Шале. Мадлен! Неужели его Мадлен? Конечно, ошибки быть не может, всё совпадает: мать-актриса, фамилия, имя. Это она! Его Мадлен. Но это же невозможно! Она! Мадлен выходит замуж, его Мадлен. Только его ли. А ведь он помнил ещё те её слова: «Теперь я ваша невеста. До конца времён». И хватило-то её на пять лет. Нет, он тогда всё сделал правильно, но если так, то что же ему так плохо-то? Все эти годы он любил её так, как он не любил даже Машеньки, а она выходит замуж...
-Мсье, ваш заказ, - приветливо прощебетала официантка, поставив поднос на стол и расставив приборы, - мсье, вы слышите? Мсье Овершин!
-Что? Ах, да, спасибо, Надин, сколько с меня? Вот держите.
Он расплатился и немедленно вышел из кафе, оставив официантку в недоумении.
«Ох уж эти русские!» – обиженно подумала Надин. Вот уже пять лет она пыталась кокетничать с Овершиным. Но он был либо непроходимым тупицей, либо просто сделан изо льда, посколько ни разу не подал даже виду, что заметил ее симпатию к нему. Он был вежлив и только, распаляя тем самым интерес Надин.
В тот же день Николай отправил в Брест телеграмму с поздравлениями.
Вечером на празднике у Ривалей Нина Семёновна не преминула заметить, что Николай ведёт себя, по меньшей мере, странно. Он был рассеян, невнимателен и, казалось, мыслями своими находился где угодно, но только не там, где присутствовал. Он ушёл рано и сразу по приезду домой лёг спать, но не мог уснуть. На сердце его было тяжело. Мадлен! Как посмел он дать эту дурацкую телеграмму? Зачем? Николай не мог ответить на этот вопрос.
А через два дня неожиданно для себя самого он получил письмо от Мадлен.
«Мой добрый друг,- писала она, - я была тронута до глубины души вашим поздравлением, полагая, что вы не только ничего не знаете о помолвке, но думать забыли о своей бедной спутнице, спасённой вами ненароком от разбойников. Я чрезвычайно благодарна вам, мсье Овершин, и хочу, чтобы вы знали – я ценю вашу заботу о моей скромной персоне, а в ответ я не оставлю вас обделённым моим вниманием. Свадьба состоится 15 ноября сего года, и я была бы рада вашему присутствию. И я, и моя тётушка, и мсье Ришар – мой будущий супруг. Посему я приглашаю вас разделить со мною радость грядущего дня и не приму никаких отказов,
Мадлен.»
Зачем так больно? Зачем так жестоко бить словами? Это письмо, как звонкая пощёчина, привело Николая в чувства. Но как же так? За какие такие грехи она выслала ему это приглашение. Остаться здесь, в Париже. И до конца жизни жалеть о том рассвете. И до конца жизни пытаться выкинуть её из головы и из сердца…
10 ноября Николай прибыл в Брест и остановился в гостинице. Оттуда он незамедлительно направился по адресу, указанному на конверте. Туда, где жила Мадлен.
Теперь он стоял перед невысоким домом из серого камня с цветами на окнах. Он позвонил. Дверь ему открыла маленькая очень полная пожилая женщина с крупными и некрасивыми чертами лица. Она недоумённо смотрела на Николая и, наконец, сказала:
- Добрый день, мсье. С кем имею честь?
- Моё имя Николай Овершин. Я старый друг мадмуазель де Шале.
- Мсье Овершин? Господи, проходите, пожалуйста.
Он вошёл в дом.
- Я прошу прощения, мсье Овершин,- быстро говорила дама,- но я отпустила Натали, горничную, на сегодня. Вы многое должны рассказать мне – Мадлен немногословна, и мне мало известно о её путешествии в Россию. Робер будет рад познакомиться с вами. Вы вернули радость в мой дом – мою Мадлен. С тех пор, как мать забрала её к себе, я почти ничего не знала о ней. Мне, конечно, жаль бедняжку, но, видит Бог, Тереза была слишком легкомысленна. Филипп не должен был жениться на ней. С такими особами проводят время, но не женятся. Ах, простите, я совсем заболтала вас. Присаживайтесь, мсье Овершин.
- Нет, спасибо, мадам, я на минуту. Вообще-то я в Бресте по делам,- соврал Николай,- А поскольку я уже здесь, то почему бы мне не остаться на свадьбу. Кстати, где Мадлен?
- Увы, её нет дома. Она сейчас в школе на уроках. Вы знаете, дети обожают Мадлен, а она их. Всё время проводит на занятиях. Я надеюсь, что в замужестве она больше времени станет уделять семье, а не школе. Робер жалуется даже, что она недостаточно внимательна к нему. А он заслуживает искренней любви. Он нам столько добра делает. После войны дела наши шли из рук вон плохо. Почти всё наше имущество ушло с молотка. Это Робер снял и дом, и меблировку для нас. К счастью, он полюбил Мадлен, и теперь мы можем за всё отблагодарить его.
- А этот Робер, кто он?
- Друг покойного Филиппа. И прекрасный человек, уверяю вас.
- Я и не сомневаюсь, мадам де Шале. Мадлен все-таки не чужой мне человек. Я не могу не беспокоиться о ее судьбе. Если бы она написала мне о вашем положении, я нашел бы способ помочь вам.
- Она никогда никого ни о чем не просит. Вся в мать. Горда до глупости. Впрочем, мне даже не приходило в голову предложить ей обратиться к вам. Она говорила, что у вас нет ничего.
-Это правда. Когда мы расстались, я был беднее церковной мыши. К счастью, теперь мне удалось поправить свои дела. Однако, до этого вашего мсье Ришара мне далеко при моих скромных сбережениях. Я слышал, он богат, как Крез.
- Ах, да при че м зде сь это? Мадлен будет очень счастлива с ним. Вы понимаете, о чём я?
- Простите, не вполне…
- Я буду откровенна с вами, друг мой. Этот брак нужен нашей семье. Очень нужен. А Робер, он надежный. И он любит ее. Мадлен сама так решила, но после вашей телеграммы, она сама не своя, - настороженно проговорила старушка.
- Вот что, мадам де Шале, я не стану ходить вокруг да около. Мне следует уехать? – прямо спросил Николай.
- Мсье Овершин, Господи, что вы, нет, конечно! Просто ведите себя с нею осторожно, умоляю вас, - фальшиво добродушно ответила она.
- Я это усвою, мадам де Шале. Разрешите откланяться, - сухо сказал он.
- Не смею вас задерживать, до свидания, мсье Овершин,- словно успокоившись ответила старушка.
Николай вышел из дома. Всё! Немедленно в Париж! К чёрту Брест! К чёрту свадьбу! К чёрту Робера! И… Мадлен тоже к чёрту!.. И всё-таки… Что ему до мадам де Шале? Если ему нужна Мадлен, то, что он потеряет, ежели увидит её. Пусть даже в последний раз. На одну только минутку, но он должен ее увидеть.
Мадлен проверяла тетради. Она могла бы сделать это и дома, но не хотела рано возвращаться. Сегодня к ужину нужно было ждать Робера, а она не только не желала его видеть, но даже вспоминать и о нём, и о предстоящей свадьбе. Дверь в класс была приоткрыта, и Николай молча смотрел на неё уже несколько минут. Мадлен … Она изменилась. Из подростка она превратилась в прелестную молодую женщину, скорее интересную, чем красивую. Её серые бархатные, чуть раскосые у висков глаза были спокойны, совсем не такие, как прежде. Взгляд сосредоточенно скользил по строкам. Полные крупные губы чуть заметно двигались, словно бы она произносила молитву. Белокурые некогда волосы потемнели. Они были собраны на затылке и просто убраны на прямой пробор. И всё-таки это была та же Мадлен, его Мадлен. А она, словно почувствовав на себе чей-то взгляд, подняла голову и встретилась с его глазами. Мадлен побледнела и молча встала. Николай вошёл в класс.
- Мадмуазель де Шале… Здравствуйте. Чрезвычайно рад видеть вас. Благодарю за приглашение на свадьбу, - голос его прозвучал резко. Слишком резко, чего
А Мадлен, овладев собой, села.
- Проходите, мсье Овершин. Вы приехали несколько раньше, чем я ожидала.
- О! Так вы ожидали меня? Польщён, весьма польщён. Признаться, когда я прочёл заметку в газете о вашей помолвке, я был несколько удивлён, - озлобленно проговорил Николай.
- Чем же? Я, по-вашему, и замуж выйти уже не могу? – парировала она с азартом.
- Вы изменились.
- Вы тоже, мсье.
- Я… я прошу прощения, Мадлен… мадмуазель де Шале. Я хотел… И вы любите мсье Ришара? – вдруг залепетал он, чувствуя, что не в праве винить ее.
- Зачем это вам? Я буду счастлива с Робером, уверяю вас.
- Мне нужно, важно это знать.
- Его нельзя не полюбить. Он очень добр к нам с тётушкой. Вы убедитесь в этом, едва познакомитесь с ним. Я хочу, чтобы вы подружились. Сегодня вечером приходите к нам на ужин, я представлю вас Роберу.
Робер Ришар был старше Мадлен лет на тридцать, по меньшей мере, однако до сей поры сохранил если не красоту, то тень её. Словом, он был довольно привлекательным мужчиной. Лицо его было гладким и лишённым морщин. Возраст и болезненность выдавали мешки под мутными серыми глазами. Он был абсолютно сед, но отнюдь не лыс. На голове его красовалась великолепная копна густых жёстких белоснежных волос. Ришар был худ и по-прежнему сохранил военную выправку. Службу он оставил добрых двадцать лет назад, когда после смерти старшего брата унаследовал семейное предприятие. Одет он был в светлый серый костюм, молодивший его, но всё-таки рядом с Мадлен он казался стариком.
С самого начала ужина Николай чувствовал себя неловко. Его окружали совершенно незнакомые ему люди, а Мадлен была явно враждебно настроена. Ришар оценивающе настороженно следил за гостем и хранил молчание. Мадлен интересовалась исключительно содержимым своей тарелки. Только госпожа де Шале пыталась создать видимость непринужденной беседы, но это ей мало удавалась – не могла же она беседовать сама с собой! Николай рассеянно и невпопад отвечал на её вопросы. Неожиданно Робер обратился к Николаю, чем вывел его из весьма удручённого состояния.
- Мсье Овершин,- сказал он,- поведайте нам, пожалуйста, о том, как вы познакомились с Мадлен. Я слышал, это очень красивая романтичная история.
- Что же, Мадлен ничего не рассказывала вам об этом?
- Видите ли, Мадлен весьма скрытна и немногословна, что объясняется её подчас излишней скромностью. Но я надеюсь, вы этим не страдаете и доставите нам удовольствие.
- Охотно, мсье Ришар. Вот только уверяю вас, в тот момент, когда всё происходило, я не находил своё положение романтичным, а мадмуазель де Шале, полагаю, и подавно. Бандиты взорвали железную дорогу, начали обстрел. Мы чудом остались живы. Один из мерзавцев напал на вашу невесту, я спас её, и мы вместе бежали. Потом я доставил её в Париж и посадил на поезд, следующий в Брест. Вот и вся история. Словом, ничего особенного.
- Ничего особенного?- улыбнулся Ришар,- Вот как? Впрочем, возможно, для русского и ничего особенного, но я-то француз и могу оценить ваше великодушие, которое, насколько мне известно, присуще всем русским, это ведь ваше дворянское понятие чести и благородства. Поверьте, я не знаю, как бы сам поступил на вашем месте. Мне вы вернули невесту. Я вечный ваш должник, мсье Овершин.
- Я не помню чужих долгов, уверяю вас.
Ришар немного подумал и вдруг спросил:
- А что же вы не взяли с собой мадам Овершину?
Николай внимательно посмотрел на Ришара.
- Моя мать уже десять лет как мадам Риваль. Она вышла замуж в шестнадцатом году. Через год после смерти отца.
- О нет, я имел в виду вашу супругу, мадам Овершину.
Тут Николай заметил на себе испытывающий взгляд Мадлен, чуть улыбнулся и ответил:
- Увы, такой не существует в природе.
- Что же вы до сих пор ещё не женаты? – всплеснула руками старушка.
- Вероятно, мне не повезло.
Мадлен, глядя ему в глаза, вдруг спросила:
- Отчего вы не женились?
Тут Николай почувствовал себя, мягко говоря, совсем паршиво. Она спрашивает, отчего он не женился? Это она-то?
- Возможно, просто не встретил женщины, которую мог бы полюбить в достаточной степени.
- Разве мало на земле достойных женщин?
- Не в этом дело, мадмуазель де Шале. Любовь ведь не всегда бывает взаимна. Так уж повелось на этом свете испокон веков. Кто-то наверху сыграл с человечеством злую шутку, а нам расплачиваться теперь до конца веков. Я не сумел вовремя понять, чего я хочу, кого я люблю, а когда осознал это, меня не сумели простить. Было уже поздно.
- Да уж,- вставила мадам де Шале,- я-то ведь тоже так и не вышла замуж. В юности горда была слишком и всё ждала чего-то. А после постарела и стала совсем уж невыносимой старухой.
Она, видимо, ждала, что её начнут убеждать в обратном, но так и не дождалась. Мадлен, опустив глаза, спросила:
- Вы так и не сумели забыть вашу Машу?- и тут же добавила, обращаясь к Ришару,- Мария Филонова была русской невестой мсье Овершина. Она скончалась много лет назад.
- Мне очень жаль, мсье Овершин,- проговорил Ришар.
- Положим, Маша здесь ни при чём,- ответил, наконец, Николай после некоторого раздумья,- с её смерти прошло уже много лет. А что до женитьбы…
Тут он заглянул в глаза Мадлен. В них не было ни жалости, ни пощады. Она чего-то ждала от него. « Будь, что будет»- подумал Николай и выпалил:
- Я люблю вас, Мадлен. И всегда любил. С самого первого дня. Да! Не смотрите на меня так, да – вы победили. Только теперь это неважно.
Он быстро встал и вышел из-за стола. Покидая комнату, Николай оглянулся. Мадлен не смотрела ему вслед. Он кивнул оцепеневшим слушателям и вышел.
- Мадлен, дорогая,- в замешательстве проговорил Ришар,- а что это сейчас такое было? Что имел в виду этот господин?
- Видимо, только лишь то, что сказал,- холодно ответила Мадлен.
- Но он сказал, что…
- Я очень хорошо слышала, что он сказал! – нервно перебила его Мадлен.
- Мне кажется, дорогая моя, что вы должны мне что-то объяснить.
- Я должна? Робер, я вам ничего не должна! Мне нечего объяснять вам.
Тут Робер заметил, как дрожит ее голос. Да она взволнована!
- Я почти супруг ваш и имею основания требовать от вас объяснений!
Мадлен хмыкнула и бросила салфетку на стол.
- Почти! Почти, Робер! Вы в праве требовать от меня верности, но я чиста перед вами. Более мне нечего вам объяснять! Или вы не доверяете мне? И это мы еще не женаты. Что же будет дальше?
- Мадлен!- вдруг яростно заорал Робер,- вы ведёте себя недостойно! Я хочу знать, что у вас с этим человеком! Чёрт побери, если вы полагаете, что всё будет сходить вам с рук за милую улыбку, то вы заблуждаетесь. Вы из милости живёте здесь, живёте на мои деньги! Я хочу знать, во что я вкладываю капитал!
- Капитал?- удивилась Мадлен, но самообладание тут же вернулось к ней, теперь она говорила спокойно и размеренно. - Капитал? Так… Это интересно. Даже забавно. Ну вот, что я скажу вам, Ришар. Я согласилась стать вашей женой только оттого, что мой отец хотел бы этого брака. Я никогда не обманывала вас и была честна с вами с самого начала. Я сразу сказала вам, что не люблю вас, но постараюсь полюбить. Вы обещали помогать мне, вы обещали быть терпеливым. Теперь я вижу, что совершила ошибку. Я полагала, что вы человек достойный, но сейчас вы уничтожили то малое, что могло быть между нами.
- Мадлен,- вдруг сказала тётушка,- ты не права. Этот русский не стоит того, чтобы из-за него ты ссорилась с женихом. Мы многим обязаны мсье Ришару, он был добр к нам. Извинись немедленно.
Мадлен встала из-за стола.
- Я не буду извиняться – не в чем. Это первое. А второе – мне о многом нужно подумать теперь. В частности о том, стоит ли мне вообще выходить замуж. Завтра, Робер, я сообщу вам о своём решении. Доброй ночи, господа.

Николай вернулся в гостиницу. У него раскалывалась голова. Что за день?! В самом деле, его словно бы лихорадило. Ему казалось, что он в горячке. Это какое-то безумие. Один день не решит ничего. Он пять лет ничего не мог решить, а теперь и подавно. Нужно вернуться домой. И чем раньше, тем лучше. Завтра же на вокзал, в Париж! Прочь отсюда! Прочь от неё! Он достал и саквояжа небольшую коробочку из красного бархата и открыл её – великолепный серебряный браслет с изумрудами – его свадебный подарок Мадлен. Николай выбрал его за день до отъезда в Брест. Это должно ей понравиться. Нужно будет распорядиться, чтобы его отослали ей в день венчания. Голова его шла кругом. Что за бредовая идея ехать сюда? Он подошёл к бару и достал бутылку хорошего бургундского тринадцатого года, когда вдруг услышал за спиной шаги и голос Мадлен.
- Я, наверное, с ума сошла.
Он обернулся и онемел, глядя на неё. Она же опустила голову, боясь встретиться с ним взглядом.
- Зачем ты пришла?- спросил он, когда перевёл дух, стараясь говорить так, чтобы голос звучал беззаботно.
- Ты? Я не помню, чтобы мы пили на брудершафт.
- Так за чем же дело стало? Я как раз собирался… - шутливо, чтобы скрыть волнение, ответил он.
- Замолчи! Мне нужно поговорить с тобой. Это важно для меня. Я кое-что должна уяснить. Теперь я уже не ребёнок. Ведь так? И у меня своя жизнь. Она не связана с твоей. Нас объединяет только прошлое. Каких-то несколько дней, которые мы волею судеб провели бок о бок. Зачем ты это сделал?
- Что именно?
- Не делай вид, что ничего не произошло! Николя, я не могу, устала! То, что ты сказал, не выходит у меня из головы. Зачем? Это было как пощёчина наотмашь.
- Глупости, Мадлен. Это пройдёт. А то, что я люблю тебя… так это чистая правда, хотя и не имеет никакого значения теперь, это имело значение пять лет назад, но не теперь. Завтра я уезжаю. Я приготовил тебе подарок.
Он протянул ей футляр с браслетом.
- Это к свадьбе,- добавил он,- посмотри.
- Я потом посмотрю. Зачем ты только приехал?..
- Сама позвала.
- Я думала, ты не посмеешь.
- А я вот посмел. Сам удивляюсь. Но кому как ни тебе знать – я не робкого десятка.
- Вот что. Я не люблю Робера, но… я должна выйти за него. Это мой долг перед всеми. Быть с тобой… Этого я не могу, я не вольна в своих желаниях. После войны мы обанкротились. Я лучше бы умерла тогда с голоду, но он помог нам. Я в долгу у него. И тётушка. Он был лучшим другом отца. Считай, что я продаюсь ему, если хочешь. Считай меня подлой, мерзкой, расчетливой шлюхой. Но не забывай, что я всего лишь женщина. Я слабая женщина, которая, как умеет, борется за свою жизнь. И у меня тоже есть понятия чести и благородства, они отличаются от твоих, но платить свои долги я умею. Я дочь актрисы и аристократа. Такая вот, какая есть. Оказывается, во мне тоже скрывается что-то, о чем я предпочла бы не знать. И если ты не сумеешь меня понять, тем хуже. Я должна так поступить, я буду его женой.
- Передо мной ты тоже в долгу, - вдруг сказал он и тут же пожалел об этих словах
- Не прошло и двух часов, как ты говорил, что прощаешь должникам. Нелюбезно с твоей стороны напоминать мне об этом. Но я пришла. Я сама пришла, чтобы вернуть долг. Завтра ты уедешь. Я никогда больше тебя не увижу. Я выйду замуж через четыре дня. А ты единственный, кого я люблю и кого я хочу. Ты был моим все эти пять лет, а я ничего о тебе не знала, я и теперь ещё не знаю тебя до конца. Твои поступки мне не понятны. Может быть, потому что мне непонятна Россия, а ты русский. Ах, если бы только…
- Зачем ты пришла? – властно спросил он.
- Боже, какой ты непроходимый тупица. – задохнувшись, пробормотала она, - мог бы избавить меня хотя бы от унизительного объяснения, но даже этого не сделал. Такой же жестокий, как и тогда... в поезде...
Николай засмеялся.
- Это похоже на сцену обольщения из дурного романа, моя дорогая,- только и сказал он.
Мадлен побледнела . Неужели она в нем ошиблась?
- Я идиотка? Да?
Она быстро встала и проследовала к двери, но он догнал её и остановил.
- Нет. Дурочка. Это разница. Я же люблю тебя, и ты меня любишь. Я уеду завтра, но ты уедешь со мной. Думаешь, я спас тебя? Вздор! Это ты спасла меня. Если бы не ты… Я бы не добрался до Парижа – мне бы сил не хватило. Это я в долгу перед тобой. И никому я тебя не отдам, слышишь? Никому, а тем более этому Роберу.
- Нет, отдашь, должен отдать, это будет правильно. – упрямо твердила она, уже не противясь тому простому жребию – принадлежать ему одному всю свою жизнь. И знать, что он принадлежит ей одной...
Он прижал её к себе и тихо-тихо прошептал:
- Правильно быть счастливыми
Люди - это безликое большинство, созданное лишь для того, чтобы мне не было скучно

http://art-way.com.ua/
Аватара пользователя
Маришка

 
Сообщения: 893
Зарегистрирован: 15 Январь Понедельник, 2007 22:36
Откуда: из полнолуния

Спаситель принцес. От Шалтая.

Сообщение Шалтай Болтай 28 Май Понедельник, 2007 19:35

Спаситель принцес.


Принц Жан сидел на камне и точил меч. Это было довольно утомительное занятие, но оно хотя бы помогало справиться со злостью, а зол принц был преизрядно. Нет, ну что это за напасть такая, тащиться в такую даль и спасать какую то в очередной раз попавшую в неволю дуру. Тоже мне, принцесса, Жан фыркнул. И зачем эти злые колдуны их крадут ? Причём гораздо больше злило то, что никого спасать Жан в общем то не хотел, но должность как говориться обязывала.
Что за колдун похитил в очередной раз принцессу, Жан не знал. Он и имени его произнести то не мог, не то что бы изучать перед походом его «славные деяния». «И почему эти темные властелины да злые чародеи выбирают себе такие идиотские имена.?» - подумал принц Жан. «То Моргодырдон, то Шарвамерук, то ещё чего похлещще. Нет бы назваться ну например Джек. Ну или Стив. Или даже Шарль. Вот это имя, так нет же придумал какой то «гений» правило, называть злых колдунов именами от которых можно вывихнуть язык».
Жан поднялся и засунув меч в ножны направился к своему коню. Раздражение ещё более усилилось. Замок этого «Шмыр чего то там» или как его зовут, был уже недалеко, но по слухам замок охранял здоровенный дракон, которого видимо придётся убивать, а это та ещё головная боль.
Проехав немного по петлявшей по лесу дороге Жан выехал из леса и наконец увидел замок злого колдуна. «Нехилый однако замок» - подумал он рассматривая здоровенное черное сооружение, которое возвышалось неподалёку. Он направил коня к замку, но не успел проехать и сотни метров, как послышался какоё то вой, свист и сверху на него обрушился здоровенный ящер, полыхающий огнём. «А это видимо дракон» - подумал принц и вытащил меч.
Дракон присел на задние лапы словно кошка и вытянув шею оскалился в сторону Жана. Зубы уважение внушали, и Жан взмахну мечом поскакал навстречу монстру. «Да уж» - подумал принц, десять минут спустя выковыривая из драконьей головы глаза, алхимики давали за них неплохую цену – «Большой был дракон». Алхимики давали ещё более неплохую цену за кое что другое, но дракон к сожалению оказался самкой и поживиться тут возможности не было.
Закончив с головой, принц вскочил на коня и быстро добрался до ворот замка. Обычно полагалось вызвать злодея на честный бой, но обычай был глупый, потому как на честный бой злодеи почему то никогда не выходили. Но правила есть правила и вздохнув печально, принц проорал:
- Эй ты, как тебя там ? Выходи на честный бой, иначе я сам к тебе приду и отрежу тебе кое чего ! Обещаю, что отрезать буду медленно !
Как Жан и предполагал, ответа не последовало. «Ну что же, начнем» - подумал принц и сняв притороченный к седлу топор принялся рубить замковые ворота. Нужно сказать он здорово вспотел, прежде чем ворота с грохотом рухнули внутрь замка. Не желая зря тратить время принц размахивая топором, пешком кинулся во внутренний дворик. Как он и думал к немы бросились какие то странные создания, видимо слуги или рабы этого тёмного властелина, но сегодня принц был не в настроении и отбрасывая случайно попадающие под ноги части тел этих существ принц быстро направился внутрь замка.
Внутренние покои принца удивили, можно сказать изумили. Вместо угрюмых комнат и коридоров внутри замок оказался покрыт деревянными шпалерами, красивыми шелковыми занавесками. Так же было очень много резной позолоченной мебели, красивых канделябров, а когда принц ворвался в спальню колдуна он и вовсе ошеломлённо замер. Всю спальню занимала роскошная резная кровать с красивым зелёным балдахином. Жан даже причмокнул от зависти, вот это вкус.
Однако в следующей за спальней комнате, он наконец увидел принцессу привязанную к стулу, почему то красными шёлковыми лентами, и злого колдуна, имени которого принц так и не вспомнил. Колдун был одет в чёрную хламиду полностью скрывающую его. Увидев ворвавшегося в комнату с окровавленным топором Жана колдун воздел руки и начал выкрикивать какие то слова. «Заклинание» - подумал принц, и понял, что действовать нужно быстро. Очень уж много мороки потом связано со снятием всякого рода заклятий и проклятий.
Жан подскочил к колдуну и сильно ударил того в челюсть. Вернее в то место где под накидкой должна была быть его челюсть. Колдун визгнул и упал. Чёрная накидка упал с его головы и принц замер, глядя на лицо колдуна. Он стоял и смотрел. Неожиданно принцесса громко закричала:
- Ты спас меня мой герой !.
- Ага, спас.- пробормотал принц приближаясь к тёмному властелину. «До чего же он красив» - подумал принц. Он осторожно коснулся пальцами подбородка колдуна и посмотрев ему в глаза мягко произнёс:
- Тебе не больно ?
- Нет – тихо прошептал тёмный властелин, так же пристально глядя в глаза Жану.
- Хорошо – улыбнулся принц – Пойдём.
- Эй ты чего ? – визгнула у них за спиной привязанная к стулу принцесса.
Но Жан её уже не слышал. Он взял тёмного властелина под руку и повёл его из комнаты. Последнее что услышала сидевшая с выпученными глазами принцесса, это слова которые произнёс принц Жан, проводя рукой по волосам тёмного властелина.
- А знаешь у тебя очень красивая кровать …..

И жили они долго и счастливо.
Слава мне :mrgreen:
Аватара пользователя
Шалтай Болтай

 
Сообщения: 6153
Зарегистрирован: 15 Август Понедельник, 2005 13:35
Откуда: оттуда


Вернуться в Конкурсные рассказы

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0

cron