Хотите развлекательного чтива – не читайте эту книгу. Хотите что-нибудь изменить в этом мире – обязательно прочтите.
Первое место из пяти выдвинутых номинантов досталось неизвестному испанцу, написавшему автобиографическую книгу на русском языке. Потрясло меня то, что автором оказался инвалид детства, брошенный в роддоме, сумевший выжить и не сломаться морально.
Книга не блещет художественными достоинствами, в ней отсутствуют описания природы. Это просто бесхитростный и страшный рассказ о жизни отказного ребёнка-инвалида, который должен был по всем законам нашей советской действительности умереть в раннем детстве.
Врач с более чем 30-летним стажем, я не понаслышке знаком с существовавшей и существующей системой закрытых детских учреждений от Дома малютки и детского дома до спецприемников, а как православный врач - ещё и с психоневрологическими интернатами и домами престарелых.
Но одно дело – что знает врач, другое – это взгляд изнутри, взгляд одого из "проживающих", как они себя называют.
Чем руководствовалась авторитетная комиссия, выступая за данное произведение, я судить не могу. Но хочу рассказать о книге и об авторе.
Аурора - дочь секретаря Компартии народов Испании Игнасио Гальего, росла и воспитывалась как дети многих революционеров в Советском Союзе. Тут жили дети Пасионарии, дети Генерального секретаря Компартии Кубы Хорхе Виво Эското, дети Первого секретаря Компартии Италии Пальмиро Тольятти, дети немецких антифашистов, чилийцы, африканцы .
В середине 60-х годов Аурора училась в Москве. Тайно она встречалась с венесуэльским студентом, бежавшим в СССР от хунты. Беременность окончилась рождением двойни в Кремлёвской больнице. Через 10 дней после родов один близнец умер, а другому был выставлен жуткий диагноз – ДЦП.
В скором времени политическая ситуация в мире изменилась: СССР ввёл свои войска в Чехословакию. Лидер Испании выступил против и попал в опалу. Дочь с новым другом – русским диссидентом скрылась в Париже. Дед перебрался в Испанию и после смерти Франко подписал первую демократическую Конституцию Испании. О незаконнорожденном младенце благополучно забыли, объявив его мёртвым.
После высокопоставленный дед случайно узнал, что его дочь и новый русский зять служат империализму, работая в Праге на радиостанции "Свободная Европа". А для случайно выжившего ребёнка началась история мытарств по детским домам и специализированным клиникам. В конце отпущенного жизненного отрезка пути маячил неизбежный дом престарелых, куда по достижении пятнадцатилетнего возраста отправляли "неполноценных" граждан страны развитого социализма.
Об этом тихо и спокойно до умопомешательства написал, вернее настучал на домашнем компьютере одним пальцем левой руки, автор лучшего русского литературного произведения за 2003 год, нынешний гражданин Испании Рубен Давид Гонсалес Гальего, лауреат премии "Букер – Открытая Россия", внук Генерального секретаря Компартии народов Испании Игнасио Гальего, соратника Почётного Председателя Компартии Испании Исидоры Перес ( Долорес) Ибаррури, автора знаменитых афоризмов "No pasaran" ("Они не пройдут") и "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях".
Коммунисты Испании, прошлые и нынешние – истинные патриоты своей страны. Патриот какой страны наш лауреат, получивший имя в честь сына Пасионарии, героя Советского Союза, погибшего под Сталинградом?
И пошёл Рубен по кругам обыкновенного ада советских казенных уч-реждений: вначале детдом под Волховом, затем ленинградский НИИ ортопедии, оттуда - Брянская область, интернат в Пензенской области и, наконец, Новочеркасск, город расстрелянного пролетариата.
Здесь он окончил два техникума – английский и юридический. На первые деньги купил компьютер. Отыскал свою мать, съездил в Америку. И, наконец, с 22.09.2001 года вместе с матерью и сестрой обосновался в Испании.
За день до этого Рубену исполнилось 33 года. В этот день он дал в Интернете первое интервью:
– «Умные», как говорится, дэцэпэшники обычно становятся учеными, иногда гениальными, как Стивен Хокинг. Вы же, превзошедший компьютер, решили быть писателем текстов, а не программ. Почему?
– Парализованный ученый действительно во всем мире вещь вполне нормальная. Не все становятся знамениты, не все заведуют кафедрами или становятся всемирно известными. Обычный, нормальный инвалид со средними способностями вполне может выбрать именно науку в качестве области приложения своих жизненных устремлений. Человек, ограниченный физическими рамками тела, поневоле становится наблюдателем. Если моторная деятельность тела сильно ограничена, то для интеллектуальной преград нет. При современном развитии компьютерной техники многие вполне здоровые люди добровольно обрекают себя на неподвижность перед экраном компьютера. Инвалиду же, для которого неподвижность не добровольный выбор, исследовательская работа подходит по слишком многим параметрам. Впрочем, подходит любая деятельность, предлагающая возможность финансовой независимости и социальной интеграции. Когда беседуют два математика, их физические параметры имеют второстепенное значение.
Чтобы попасть в число избранных интеллектуалов, необходимы две вещи: образование по специальности и поддержка общества. Российское общество, а во времена моей юности оно еще гордо именовало себя советским, не могло предоставить мне возможности получить образование. Более того, утвержденный государством план для таких, как я, заключался в изоляции нас от внешнего мира. Лишние мозги в стране повальных гениев не нужны. Большинство из знакомых мне инвалидов, людей интеллектуального труда, подалось за границу.
Я не планировал становиться писателем, даже не мечтал об этом. Все, чего я добился в России, это весьма ограниченная возможность выживания. Я элементарно подыхал с голоду. Мои первые записки появились как желание рассказать о том, что увидел, через что прошел, чтобы умереть с чистой совестью. Сознательно писателем я начал становиться, когда уехал. Когда отпала необходимость ежедневной борьбы за выживание. В России я был абсолютно уверен, что мое заболевание неизлечимо, готовился к смерти. Сейчас мое здоровье в норме, я работоспособен как никогда. Пишу много, пишу отчасти от элементарного безделья.
–Герой ваших записок чаще всего с книгой, обычно безымянной. Что вы читали в Союзе, в России?
– Читал много, читал все, что попадалось под руку. Читал, уходя от реальности. Учителя литературы особенно не отличались от остальных учителей. Они старались приложить литературную реальность к реальности истинной, но в моем случае это было невозможно. О том, что меня действительно интересовало, они говорить со мной отказывались, остальное меня не трогало. Литературные герои все как один либо были здоровы, либо имели социальную поддержку. Их проблемы казались мне смешными. Опыт жизни человека с серьезной инвалидностью, да еще и без поддержки семьи, в литературе не описывался. Всенародно пропагандируемый Николай Островский стал инвалидом после социальной интеграции в общество.
Всегда предпочитал переводную литературу. Она уводила от реальности в большей степени, чем советская. Русскую литературу открыл для себя, только уехав. Читал Достоевского и понимал почти все. Нравились и нравятся до сих пор латиноамериканские писатели.
–Когда пришло решение взяться за компьютер?
– Когда познакомился с мамой, понял, что для того, чтобы объяснить миру, кто я такой, нужно писать. Слишком много странностей, слишком много недоговоренности и лжи вокруг нашей истории. Если ее не опишу я – опишет кто-то еще, причем так, как ему выгодно. Конечно, большинству людей веселее представить наши судьбы как нелепое стечение обстоятельств. Это не так. Я оказался невольным свидетелем социалистической системы изоляции неполноценных.
Еще одна причина, по которой пишу, – личная. Впереди – нормальная жизнь, позади – ад. Я должен избавиться от этого ада в себе.
–Где, почему, как был написан самый первый текст?
– В России. Умирал, сердце сдавало окончательно. В доме отключили отопление, нормальной еды не хватало. Внезапно ночью по потолку комнаты поползли белые буквы. Закрыл глаза, буквы не исчезли. Из букв складывались слова. Наутро оставалось только записать их.
– В чем же ваше отличие от людей, которые были вынуждены создавать тексты в тюрьмах, ГУЛАГах и прочих дописьменных условиях?
– Ни в чем. Как ни странно, именно жесткие условия жизни очень часто приводили людей к творчеству. Главная задача в тюрьме – выжить, не сломаться. Творчество – одна из возможностей сохранить себя как личность. Так что выходит, подобные условия как раз самые письменные. В моем случае возможности общения с внешним миром несколько ограничены, поэтому приходится использовать то, что есть.
–Ваши особенности как писателя – чем компенсируется отсутствие «визуальности»? Есть ли для вас разница между «визуальными» писателями и прочими?
– Я не могу судить об этом. Лично для меня недостаток визуальных впечатлений в детстве из-за плохого зрения и ограниченной возможности передвижения компенсировался информацией книжной, знаковой.
–Кто вы: испанец, пишущий по-русски? Русский, становящийся испанцем? Как вы представляете писательскую деятельность в Испании?
– Я русский человек. Наверное, уже не на все сто процентов, но пока русский. За последний год я сильно изменился. Во всяком случае, уже сейчас начинает складываться мое представление о мировой культуре. Испания принимает меня как гражданина своей страны, Россия – отторгает. Я меняюсь, и меняюсь очень быстро.
Не уверен, что именно писательская деятельность будет основной. Литература не кормит. Понимать язык, познавать культуру другого народа – огромное удовольствие. Если буду писать, буду писать на русском или испанском. Не вижу разницы.
–Некоторых людей вы называете «текстовыми». Что такое «текстовый человек»?
– Форм общения много. Например, танец, музыка, живопись. Как правило, человек отдает предпочтение одной из этих форм. Одним из наилучших и близких мне способов общения является общение через слово, текст. Люди, выражающие свое отношение к миру посредством букв – «текстовые» люди.
–И все-таки в точных науках есть своя прелесть. Нет ли сожалений?
– Есть. Есть огромное сожаление, что меня не пустили в мир точных наук. Наверное, я бы смог многое сделать, многое успеть. Эти науки исследуют мир точно так же, как гуманитарные. Различие между ученым и писателем формально. Только ученый может стать писателем в любом возрасте, а стать настоящим ученым можно только в молодости. Я жалею о том, что мир науки недоступен для меня, в той же мере как жалею о всякой упущенной возможности познания мира. Об этом мой рассказ «Никогда».
…В тот же день, под поразительно хорошее бургундское в ресторане отеля «Адриа» на Вацлавской площади, был им рассказан эпизод, который, может быть, войдет в очередную книгу.
Год 1985-й. Москва. Кремль. В Георгиевском зале – очередь генсеков. Михаил Сергеевич принимает поздравления. На экране – генеральный секретарь Компартии народов Испании Игнасио Гальего. Седовласый кряжистый испанец, которого благословил сам Сталин, жмет руку новому хозяину Кремля. «Не твой ли дед, Рубен?» – оборачиваются телезрители в одном из детских домов далеко от Москвы. «Был бы мой дед, я б с вами тут баланду не хлебал», – отвечает юный инвалид, которого со дня на день должны перевести в дом престарелых.
Вот фото Рубена -
Фото
А вот книга, для тех кто не читал (надеюсь таких мало), и для тех кто хочет прочитать (надеюсь таких много). Качать
тут
Так же у Рубена как и нормального писателя есть сайт (кстати, там неплохой форум). Всё это добро находится
здесь.
Для начало инфы я думаю более чем достаточно, что кто думает?! Высказываемся! Делимся мнениями о книги и общаемся, о том что вас заинтересовало!